– Не детей тоже? Неужели она била вас и сына? – Фэй была потрясена рассказом. Невозможно даже представить себе, чтобы деликатная, хрупкая и нежная на вид Джулия была способна вообще ударить кого-либо, в особенности собственного ребенка.
– Избивала все время, – сказала Рози, и глаза ее заблестели, явно от набежавших слез. – Папа вступался за нас, когда бывал дома, и старался не оставлять с нею наедине. Мы были не богаты, но нам с братом отец постоянно нанимал няню. Пока я не подросла, мне не приходило в голову, что сиделка, конечно же, должна была присматривать и за нашей матерью. Но никто не мог удерживать ее подальше от нас. Тем более что настроение пьяницы меняется с неимоверной скоростью, и никогда не знаешь, каким будет ее следующий шаг. Она был коварна и лжива.
– Просто неслыханно! – ужаснулась Фэй.
Наверное, Рози преувеличивает. Фэй редко встречалась с Джулией, но все, что сейчас услышала, полностью противоречило ее впечатлениям от общения с женой Харди.
– Да, понимаю вас, – вздохнула Рози. – Вы, разумеется, не предполагали, что подобное возможно. Да практически никто не подозревал, что творится в нашем доме, и папа потратил столько усилий, чтобы люди не видели ее во время запоя. Он обычно говорил, что у нее слабое здоровье, и это, в сущности, было правдой. Бог свидетель – в конце жизни мать превратилась в развалину.
– Но разве она не лечилась? Была же какая-то причина, почему она пила? Применяли ли психоанализ?
– Папа испробовал все – психиатрию, наркологические клиники, групповую терапию. Он пытался уговорить ее вступить в Антиалкогольную лигу, но она не хотела ходить на встречи, проводившиеся этой организацией. Мать категорически отрицала, что у нее есть какие-то проблемы. Все время твердила, будто способна остановиться, как только пожелает. Но она лгала себе, как и нам. Помню, папа говорил о болезни. Он объяснял нам, что у матери нет сил сопротивляться, она не в себе, надо пытаться понять ее…
Рози провела по глазам тыльной стороной ладони, всхлипнула, как дитя.
– Простите. Вы, наверное, думаете, что мне пора бы уже перестать лить слезы по поводу трагедии нашей семьи, не так ли? У меня глаза на мокром месте, видимо, потому, что я снова беременна.
– Правда? Рози, как это замечательно! – с теплым чувством воскликнула Фэй, огорчившаяся было слезам молодой женщины. – Примите мои поздравления. Я знала, что вы хотели еще одного ребенка. Ваш супруг рад?
Тема разговора переменилась, и это принесло облегчение. Фэй пришла в полное замешательство от рассказа Рози. Прошлое воспринималось теперь в совершенно ином свете, по-другому выглядел Джеральд, вся его семейная жизнь.
«Почему он никогда не говорил мне об этом?» – задумалась Фэй. Впрочем, Рози уже дала ответ: его мучил стыд. Больше всего он старался не упоминать о своей жене, никому о ней не рассказывать.
Достав носовой платок, Рози привела в порядок лицо, робко улыбнулась.
– Сэм в восторге. Мы оба страшно рады. Нам хотелось завести еще одно дитя, пока Мелисса не выросла. Единственный ребенок в семье может оказаться одиноким, его часто портят воспитанием. И родителям легче растить детей, пока сами молоды. Проще выдерживать все передряги. Нужны ведь огромные запасы энергии, чтобы справиться с двухлетней малышкой.
Обе женщины взглянули на Мелиссу, которая носилась кругами, безудержно хохоча.
– Осторожно, Мелли! Не упади! – крикнула слегка встревоженно мать, готовая вскочить на ноги.
Девочка приостановилась, подошла к взрослым и присела на дорожке неподалеку. Ее внимание привлек жук, взбирающийся на камень.
– Мама! – возбужденно закричала Мелисса. – Жук-ползук! Он кусается?
– Нет. Но лучше не трогай его руками, а главное не бери в рот.
Фэй засмеялась, а Рози лишь улыбнулась.
– Ведь она в таком возрасте, что все тащит в рот, причем самые неожиданные вещи. Детей я люблю, но должна сказать, что время от времени приятно поговорить с кем-нибудь из взрослых. Когда весь день общаешься только с ребенком, то порой начинаешь бояться, не свихнулась ли ты. Потом я планирую вернуться на работу, пока не поздно, продолжу свою карьеру. Мы хотим только двоих малышей, поэтому мне будет лишь тридцать с небольшим, когда оба пойдут в школу. Я смогу еще найти работу.
– Когда вы ожидаете младенца?
– О, еще через семь месяцев. – Рози провела ладонью по своему плоскому животу. – Пока ведь незаметно, а?
Фэй оглядела молодую женщину и кивнула.
– Совершенно незаметно. Но вы, помнится, сохраняли фигуру очень долго, когда ждали Мелиссу, верно? – Фэй умолкла, прислушиваясь к звону часов на колокольне. – Ой, уже два! Я должна возвращаться. Прошу извинить меня, Рози, но сделка, о которой идет речь, может оказаться очень важной. Ваш отец убьет меня, если клиент обидится и продаст серебро кому-нибудь еще.
– Мне известны кровожадные замашки этого тирана, когда он на работе, – расхохоталась Рози, вставая с места. Она позвала девочку, затем, смущаясь, бросила быстрый взгляд на Фэй. – Спасибо за прекрасный обед, миссис Стил. Знаете, а я ведь впервые говорила сегодня вне пределов семьи о моей матери. Но вас я не считаю посторонней. Вы практически – одна из нас.
Румянец залил лицо женщины.
– Спасибо, Рози.
– Вы ведь помиритесь с папой, да?
Фэй не успела ответить, к ним подскочила Мелисса и потянула мать за руку.
– Я хочу еще покачаться на качелях, мама!
– В следующий раз, дорогая. Нам пора идти.
– Ну, мама… Еще не пора.
– Мы снова придем в парк завтра, – пообещала мать.
Втроем они пошли в направлении аукционного зала. Мелисса – посередине, крепко держа за руки взрослых. Каждый раз, подходя к перекрестку, Фэй и Рози поднимали девочку и торопливо пересекали улицу. Мелисса вскрикивала от восторга и не хотела, чтобы ее опускали на землю.
Харди смотрел на них из окна здания фирмы. Мелисса прокричала:
– Дед!
Тот помахал в ответ рукой.
Фэй ощутила болезненное потрясение где-то в глубине своего существа. Если бы Джеральд принадлежал ей, это была бы незабываемая минута для каждого из них – для нее самой, для его дочери и внучки. Только представить себе: в ярком солнечном свете весны они возвращаются домой, и Джеральд машет им сверху из окна! Это была бы уже семья.
«Но Харди не хочет принадлежать мне, – думала Фэй. – Он предпочитает свободу».
Однако теперь, узнав о том, что его жена пила, она начала понимать, почему тот столь неумолим.
Что же означала для Харди семейная жизнь?
Весь день Фэй постоянно возвращалась к этому вопросу. Какие шрамы остались в его душе от череды страшных лет? Раны, должно быть, зажили настолько, что их можно спрятать – даже теперь, даже от нее. Можно понять нежелание оповещать весь мир о роковом пороке жены, но почему Джеральд уходит от разговора об этом даже с ней? Множество раз она расспрашивала Харди о его браке, и он неизменно отказывался отвечать и при этом злился.
Ночью Фэй лежала без сна. Мозг лихорадочно работал. Она размышляла о несчастной женщине, которая прожила свои годы, словно бледный призрак, прячущийся от людей. В сущности Фэй и Джулия не знали друг друга по-настоящему, и сейчас отдельные кусочки мозаики, как в детской игре, загадочным образом не складывались вместе. Так много вопросов остается без ответа. Когда, скажем, Джулия стала пить? Что послужило толчком к пьянству? Что способствовало превращению склонности в привычку? Безусловно, будь Джулия счастлива с Джеральдом, она не превратилась бы в алкоголичку. Значит, их брак был с самого начала катастрофой? Может, Джулия вообще не любила его? А Харди любил жену?
Единственный ответ на свои вопросы Фэй получила только от Рози, хотя годами пыталась разговорить Джеральда. Однако только что услышанное не могло пролить свет на тысячу других загадок, и Фэй горела желанием докопаться до всей правды.