1
— Давай, Лидочка, от твоего реферата зависит, получишь ты зачёт или нет, — звучит напутствие преподавателя в голове, отбивая охоту дальше кропеть над вордовским документом.
Мало того, что этот доисторический компик-динозавр опять завис в самый неподходящий момент, так ещё и противный скрипучий голос напомнил о сессии… Вот сколько раз я поправляла преподавателя? Говорю же: Лин-да! Ну нравятся моей маме сериалы, захотелось ей назвать дочь необычно, неужели так сложно привыкнуть?! Нет же! Этот жук специально издевается надо мной каждый раз. Доктор педагогических наук, чтоб его! Атавизмы и рудименты он не путает, а одну-единственную букву постоянно выкидывает!
Всё бы ничего, но как вспомню скуксившееся выражение лица и искусанные влажные губы, выдающие шепелявившие звуки, то и на защиту идти не хочется. Вот чем только не угодила, что всё ко мне липнет: напасть за напастью…
Компьютер отвисает, и я, обречённо выдохнув, начинаю набирать текст из печатной книги. Пришлось накануне набрать макулатуры в студенческой библиотеке, так как электронная информация лектора не устраивает. В дверь внезапно кто-то истошно трезвонит, отчего голова сразу же отдаётся болью, и связывающая мысль улетучивается. Возможно, снова какие-то спамеры со своими провайдерами и прочими техническими услугами… Я даже не реагирую, но звонок после паузы в пару-тройку секунд раздаётся вновь.
— Богдан, дверь открой! — кричу я брату, который в соседней комнате смотрит телевизор.
— Сама открой, у тебя ноги моложе! — огрызается тот.
— У меня сессия, Баран! — коверкаю его имя, прилипшее к нему ещё с детства, и добавляю: — А также угроза потери стипендии, благодаря которой ты получил крутой подарок на «др» в том месяце!
Пока мы переводим друг на друга стрелки, наступает тишина. Мотаю головой и успокаиваюсь, думая, что звонить перестали, но неуёмный визитёр зажимает кнопку, и я рычу себе под нос. Кого там принесла нелёгкая? Одна напористость и ни толики совести!
Оттолкнувшись ладонями от стола, прокручиваюсь на стареньком компьютерном кресле и поднимаюсь на ноги. Сидение давным-давно потеряло товарный вид: ткань расползлась, а поролоновая губка отваливалась кусочками, поэтому приходится постоянно отряхиваться, что я, собственно, в очередной раз проворачиваю. Как бы не пришлось заниматься рефератом всю ночь, вдобавок презентацию к нему делать… И защита в восемь… Топаю к входной двери, не глядя в глазок открываю и бормочу, готовая увидеть паренька с листовками, что в каких-либо услугах мы не нуждаемся, только вот слова не идут с языка. Девушка удивлённо раскрывает голубые глаза, подведённые зелёной подводкой, при этом поджимает ярко-розовые, чуть поблескивающие губы. Взгляд непроизвольно падает на ребёнка в её руках, и понимание щёлкает в сознании.
— Э-эм, вы, наверное, к тёть Зое с шестого? — говорю я любезно и улыбаюсь. — Это у неё детский сад на дому.
Девушка миленькая: светло-русые волосы сильно кудрявятся, как у афроамериканок, но легкий беспорядок придаёт ей очарование. А модельная фигурка и большие голубые глазища с длинными распахнутыми ресницами наверняка далеко не одного мужчину обвели вокруг пальца. Это тушь, наращенные такие или генетика?..
— Богдан дома? — спрашивает незнакомка, вырывая меня из раздумий, и глядит в упор. Теперь эти глаза перестают казаться такими уж добрыми: сверкают подозрением.
— Богдан? А-а-а! — всё ещё ничего толком не понимая, протягиваю я. — Богда-а-ан! — зову тут же брата. — К тебе девушка пришла!
— Как пришла, так и уйдёт! — отвечает он раздражённо, видимо, сменив просмотр телевизора на игры в телефоне.
Я гляжу на незнакомку, однако она не планирует уходить, переминаясь с ноги на ногу, а ребёнок на её руках начинает кряхтеть. У меня сжимается сердце: не могу же я закрыть дверь прямо перед её носом. Мало ли что произошло, а малыш, кажется, совсем маленький.
— Богдан, она не одна! — упрямлюсь я, растерянная.
Брат всё-таки выходит в коридор. Я гляжу на него и понимаю, что девушку он узнал: побледнел, бедный, переменился в лице, раскрыв рот и выпучив глаза, будто призрака увидал.
— Снежана? — спрашивает Богдан заплетающимся языком.
Девушка покусывает губу и вскидывает голову, взирая с высокомерием. Меня пробивает дрожью от этого взгляда.
— Узнал… Это хорошо, — улыбается она немного лукаво. — Вот! Это твой ребёнок. Её зовут Майя! — говорит она, затем делает несколько шагов вперёд и кладёт свёрток с малышом на пуфик.
Я тут же кидаюсь, чтобы поддержать, потому что боюсь, что девочка упадёт. Смотрю в маленькие голубые глазки, а сердце пропускает удар.
— Ты с ума сошла? Мне ребёнок не нужен! — ворчит брат, ставший теперь пунцово-красным. — Я тебе говорил!
— А у меня денег на аборт не было, к тому же жить негде, потому что родители с ней выгнали! Так что забирай! Я её выносила и родила, а ты вырастишь! — Девушка махнула в сторону ребёнка рукой, после чего быстро опустила небольшую спортивную сумку на пол. — Здесь документы и вещи на первое время! Какие смеси она ест, я записала в блокноте! Всё! Я пошла! — разворачивается на каблуках, и мне остаётся лишь смотреть ей в спину.
— Снежана, стой! Мне не нужен ребёнок!
Девушка тотчас уходит, а Богдан вылетает следом за ней в подъезд, едва затолкав стопы в домашние тапочки. Нервно проглатываю слюну, невольно оказавшись лишним зрителем…
Малышка начинает плакать, и я осторожно беру её на руки. Руки трясутся, потому что мне чертовски страшно: я никогда не имела дела с такими маленькими детьми. Возраст такой, когда неосторожное движение может привести к катастрофе, даже косточки еще крохотные и слабенькие.
— Ну привет, Майя! Ты не волнуйся! Мама вернётся! Дядя Богдан вернёт её! Не переживай! — оправдываю поведение взрослых подрагивающим голосом и следом нервно хихикаю.
Она замолкает и смотрит на меня глазками, мокрыми от слёз, а я вдруг думаю: что если мой брат на самом деле её отец?
2
Малышка снова начинает хныкать, от чего у меня даже ноги становятся ватными. Что делать? Как быть? Ни мамы, ни брата… Я же ничего в этом не смыслю! Приступ паники пеленает сознание и, кажется, я сама готова сбежать от ребёночка в свою комнату. Круглые раскрасневшиеся щечки блестят от слёз, мелкие содрогания перерастают в настоящий рёв мамонта. Уж не знаю, какой звук могли издавать эти животные, давным-давно вымершие, но в голову приходит именно такое сравнение. Делаю глубокий вдох и пытаюсь легонько покачать малютку, чтобы она успокоилась. Если уснёт, то и проблема сама собой разрешится. Останется дождаться Барана и устроить ему встряску. Большой идиот, а не тридцатилетний мужик!
Малютка сбавляет обороты звуковой атаки — значит, я всё делаю правильно, но плакать не перестаёт. Вспоминаю, что девица, упомянув про смеси, оставила сумку, ищу брошенные пожитки взглядом и замираю, слушая бешеное биение собственного сердца и попискивание девочки. Это она ещё показывает, как недовольна моим уходом, а что будет дальше?..
— Так-так-так, давай договоримся?! Ты немного успокоишься… — упрашиваю я, укачивая малышку и пританцовывая. Чувствую себя изможденной больше, чем после трех недель сессии. — Сейчас уже дядя Богдан вернёт маму… — С надеждой гляжу на дверь, но брат не возвращается. — Да нам, наверное, жарко в этом одеяле, да? Давай, пока мы его снимем…
Я покачиваю головой, думая, что веду себя по-идиотски. Что она мне может ответить, если даже не понимает? Наверняка все мамочки так сами с собой разговаривают? Но ребёнку ведь нужно общение…
Захожу в комнату и кладу девочку на кровать. Интересно, может ли она упасть с неё, пока я сбегаю за сумкой, чтобы посмотреть что там да как? Малышка плотно укутана и вряд ли может пошевелиться из-за тяжести и объёма сооружённого кокона, но я всё-таки не рискую подвергнуть ситуацию эксперименту: развязываю бантик, затем раскрываю одеяльце.