В конце голос начальницы — кажется, зовут ее — Евгения Александровна — становится мягче, и я понимаю, что она типичная женщина-начальник, ведомая гормонами. Вспоминаю тут же слова мамы: «Женщина начальник — это просто тихий ужас», — и мысленно соглашаюсь с ней. Так и есть.
15
Утром Ян буквально окрылил меня, огрызнувшись перед Евгенией Александровной, а сейчас спустил с небес на землю: уехал домой, сухо попрощавшись. Ну, а на что я рассчитывала? Что такой мужчина будет возить меня на работу и обратно? Хм… Или ему был крайне неприятен утренний разговор с начальницей, точнее даже выговор… Он сказал ей, что романа у нас нет — так и есть, конечно, — но не значит ли это, что и меня Ян не рассматривает? Или только при ней так защитился, чтобы в душу не лезла?
Я тяжело выдыхаю: он вроде и помог, и одновременно отверг. А начальница мне явно спуску не даст. И ежу понятно, что она намерена сделать из меня суперспециалиста, будто смысл жизни у нее такой.
Я неторопливо плетусь к автобусной остановке, шмыгая носом. Всё же я начала, сама того не желая, засматриваться на мужчину и представлять, что мы могли бы стать парой.
В автобусе за музыкой в наушниках, размеренными покачиваниями и размышлениями я засыпаю и умудряюсь открыть глаза буквально перед своей остановкой. Боясь, что автобус уедет, тотчас вскакиваю и выбегаю к двустворчатым дверям, после чего выпрыгиваю на тротуар. Голова отдается стуком в висках из-за быстрого пробуждения, но с переведенным дыханием становится намного лучше. Я потихонечку плетусь домой, разглядывая бредущих парочек, выбравшихся на вечерние свидания, а когда вспоминаю, что договаривалась о встрече со Снежаной, ускоряю шаг.
Она уже сидит на скамейке у подъезда и, завидев меня, встаёт на ноги. Она снова не смотрит мне в глаза, будто не уверена в своем желании увидеться с нашей семьей и своей дочерью, принимается нервно теребить пальцами края белой блузки и прикусывает губу. У нее явно проходит сложный мыслительный процесс, решение которого либо сбежать, либо остаться. Или, возможно, что-то другое? Я и сама не знаю, чего хотела добиться, когда сказала ей приехать. Нужна ли Майе такая мать, которая может оставить её снова… И как отреагирует Богдан на то, что его бывшая снова покажется в нашей доме? В любом случае, сделанного не воротишь.
— Пойдём! Сначала говорить буду я! — произношу, оказавшись около скамейки.
Девушка кивает и следует за мной, уже более уверенная в себе, о чем говорит ее ясный взгляд. Мы заходим в квартиру, где приятно пахнет выпечкой и кремом. Мама всерьёз занялась этой работой, и я рада, если она сможет заниматься любимым делом — печь тортики на дому.
— Как хорошо, что ты пришла! — говорит мама, выглянув из кухни. Она утирает руки о полотенце и подходит к нам. — Мне надо срочно доделать заказ… — Мама замолкает и несколько секунд смотрит на Снежану.
— Добрый вечер! — выдавливает та полушепотом.
Даже у меня появляется в горле ком от давления, а что уж творится сейчас с ней, горе-мамочкой, — сложно предугадать.
— Добрый-то он добрый! — щурится мама. — Зачем явилась?
— Мам, а это Снежана, она… — начинаю я, но взмах руки вынуждает меня замолчать.
— Да поняла я, кто она: есть у девочки её черты. Потому и спросила: зачем явилась?!
— Я хочу дочь увидеть, — дрожащим голосом говорит Снежка, не выдерживая давления мамы.
— Хочет она дочь увидеть! А то, что на тебя уголовщину почти завели, не хочешь узнать. Как есть — кукушка!
Мама разводит руками, а полотенце в ее руке летит следом за ее движением. Она произносит слова с ровной интонацией, будто это обычная беседа старых знакомых, но именно такая интонация пугает больше всего. Мама не выходит из себя, она давит своим равнодушием.
Снежана шмыгает носом и нервно кусает губу. Я смотрю то на неё, то на маму, и даже не знаю: кому лучше я сейчас сделала! С кухни доносится запах гари, поэтому мама ругается под нос и бежит обратно, а я подталкиваю Снежану внутрь. Не стоять же вечно в проходе?..
— Пошли, чай налью. Раз в доме тишина, значит, пчёлка наша спит.
Уголки губ Снежаны трогает улыбка на пару секунд, а затем исчезает. Мы идём на кухню, и Снежка присаживается на предложенный мной стул.
Боже, я начала называть ее, прямо как брат…
— Бросила ребёнка, а теперь чего хочешь? — спрашивает мама, перемешивая ложкой густой желтоватый крем, который уже успел сбежать.
— Я не бросала, — вновь шмыгает носом Снежана. — Я надеялась, что Богдан одумается, позвонит мне. У меня и выхода другого не было. Я должна была… — Она хватается руками за голову и начинает свою историю: — Мы с Богданом влюбились друг в друга и несколько месяцев встречались. Он много рассказывал о своей семье и обещал познакомить. А потом отец узнал о том, что мы встречаемся. Богдан сразу ему не понравился. У нас в семье все успешные люди, поэтому они хотели, чтобы я встречалась с таким же «интеллигентным» отпрыском. Говорили, что у него семья алкоголиков наверняка, а если отца нет, так это вообще ужас… В общем, запретили нам встречаться. Богдан психанул и ушёл… Позже я узнала, что беременна. Я боялась пойти против родителей, но хотела выносить и родить нашего ребенка, из-за чего меня из дома выгнали. Несколько месяцев жила у подруг, а потом Майя родилась. Мне жильё нужно было найти, как-то устроиться в жизни. Богдан отвечать на звонки и сообщения перестал, вычеркнул меня из жизни, я потому и решилась на такой шаг… Знала, что вы люди хорошие и Майю не бросите! К тому же с ним договорилась, что это на время, хотела, чтобы он тоже с ней познакомился… — Снежана тараторит все единым потоком, а затем делает глубокий вдох и облизывает пересохшие губы.
— Знала она… Мало ли что ты знала. Не могла просто прийти и поговорить с нами? Мы бы тебя, беременную, точно не пнули, как твои родители… — Мама снова угрожающе щурится, но затем смягчается и выдыхает. — Ладно. Чаю, что ли, попейте. Мне пока доделать заказ нужно!
У меня отпадает челюсть. Если она рассказала нам правду, то у Богдана могли быть серьезные намерения. У моего брата, который до беспамятства обожает футбол и сутками в выходной рубился в игры… К тому же и Снежана с теплотой говорила о прошлом, до сих пор к нему небезразличная. Бывает же такое…
Из комнаты доносится крик Майи, и девушка подпрыгивает на ноги, но потом растерянно смотрит на нас.
— Иди уж! — говорит мама, не отрывая взгляда от крема. — Но руки помыть не забудь! Ванная прямо по коридору!
Снежана кивает, впервые счастливо улыбнувшись за вечер, вытирает тыльными сторонами ладоней влажные щёки и спешит в ванную. Я провожаю гостью взглядом, не понимая, почему мама так легко поверила ее словам и позволила увидеться с внучкой. Я предполагала, что развернутся целые баталии, а здесь даже искорка не вспыхнула.
— Линда, ты помоги мне немного для присыпки корж натереть, а то я не успеваю.
Я мою руки и возвращаюсь выполнять поручения мамы, пытаясь разгадать эту загадку.
16
— Так, крем пускай остывает, а я пойду и позвоню Богданчику, — сняв кастрюльку с плиты, весело произносит мама и освобождает руки от силиконовых прихваток.
— А как же Снежка? — бормочу я, уставившись ей в спину.
Майя быстро успокаивается рядом со своей мамочкой, и я уже не знаю даже, как реагировать на эту горемыку. Её можно понять с одной стороны, конечно, а вот с другой… Не знаю даже. Но не мне же их с Богданом судить, в конце-то концов…
— Вот из-за неё и нужно связаться с Богданчиком. Они должны спокойно поговорить обо всём. Ребёнка-то пристраивать надо к любящим друг друга родителям. Не вечно же нам с тобой быть Майке матерью, пора становиться тетей и бабушкой.