Огюстина принесла нам по большой чашке не слишком крепкого кофе.
— Что ни говори, а любовь — подлая штука, — ставя чашки на стол, сказала она. — Вечно все влюбляются не в тех… А потом предъявляют счет всему миру за свои же ошибки. Ахмед тебя только пугает. Ты сама знаешь, что он и волоску не даст упасть с твоей головы. Зато отыграется на своих новых подружках. Я давно заметила: те, кто мучают других, всегда отделываются пустяками. А вот тот, кому достаются все шишки…
— Да как ты можешь говорить такое? Тоже мне, нашла жертву — Ахмеда! Ты что, забыла, сколько я от него натерпелась? Или ты теперь заодно с моими врагами?
— Лола, ты же знаешь, я ни с кем не заодно. Это вы превратили мой квартал в футбольное поле. Но я, слава тебе господи, только судья… И между прочим, когда я даю свисток, что матч окончен, никто меня не слушает. Я ведь про что тебе толкую — очки в игре — это не все. Надо еще смотреть, кто больше правил нарушил…
— Молчи, старая! Я тебя давно раскусила! Ты только притворяешься, что держишь нейтралитет. А на самом деле завела себе любимчиков…
Огюстина пожала плечами и вернулась за стойку, которую принялась протирать большой губкой. Лола яростно мешала в чашке ложкой, залив все блюдце кофе. Она сидела с поджатыми губами, не пуская наружу непереваренные воспоминания. Я не знала, как вызвать ее на откровенность, — по той простой причине, что раньше со мной еще никто не откровенничал. У меня были большие проблемы с готовыми фразами, которые принято произносить в каждом конкретном случае. «Ну как ты?» — когда человек у тебя на глазах проваливается в пропасть. «Это совсем не то, что ты думаешь!» — когда тебя застают на месте преступления с любовником или чужим мужем. «Отличная сегодня погода!» — когда разговор заходит в тупик. Огюстина как ни в чем не бывало возилась с посудой. Взволнованная до глубины души, я накрыла ладонью руку Лолы. «Ну как ты?» — спросила я, вложив в свой бессмысленный вопрос всю нежность, какую он мог вместить. «Нормально», — вместо ответа качнула она головой.
Как выяснилось, некоторое время назад у нее действительно возникли трудности. Ее выставили из квартирки, которую она снимала в многоэтажке в Тринадцатом округе. Нет-нет, платила она в срок. Просто соседи взбунтовались: Лола принимала слишком шумных гостей. Так что в конце концов они с Лапулей оказались на улице. Тогда она взяла дочку под мышку и явилась с ней к Ахмеду, который выдавал себя за друга.
— Пошел он на фиг! За кого он себя принимает? — кипятилась она. — Кто ему дал право так со мной разговаривать? Огюстина может думать что хочет, но я никому не позволю повышать на меня голос! Ты не представляешь, как он меня доставал, пока я у него жила. Так ему этого мало! Теперь он, видите ли, изображает из себя нежного папочку. Меня от него с души воротит.
У нее было угрюмое лицо человека, на которого за слишком короткое время свалилось слишком много неприятностей. Ее черты в обрамлении темных волос заострились. Своими зелеными глазами она так пристально разглядывала темную жидкость в чашке, словно хотела в ней утонуть. Но сдаваться она не собиралась.
— У меня есть принцип, — объяснила она. — Надо уметь собраться меньше чем за пятнадцать минут. Заранее никогда не знаешь, в какой момент придется делать ноги. Понимаешь, когда я чую, что дело пахнет керосином, у меня в голове как будто звоночек звенит: пора валить. Типа сигнала. И я еще ни разу не опоздала на свой поезд! Ахмед, я тебе честно скажу, ничем не лучше других. Мы с ним не были близкими друзьями. Так, приятель приятеля, в баре познакомились. Потусовались сколько-то. С ним было весело. Он мне сам говорил, что я для него как сестра. И, если что, могу у него пожить. «Никаких проблем, Лола, дорогая», — он мне это раз сто повторил. А я думала, что такому красавчику, как он, ни к чему навязываться девчонкам. Другое дело всякие сексуально озабоченные уроды… Эти на все способны. Короче, я не стала особенно ломать себе голову и перетащила к нему вещички. Я же всегда стараюсь, чтобы Лапуле было лучше. Еще не хватало, чтобы моя дочь страдала из-за того, что мать натворила глупостей. Она у меня просто прелесть, ей сейчас пять, я тебя с ней познакомлю. В общем, переселилась я к нему, а он… Я сначала даже не поняла, но он сразу повел себя как ревнивый бойфренд. Шарил у меня в карманах, требовал отчета, куда я пошла, с кем пошла… «Он что, тебе нравится?» Я первое время все это воспринимала как шутку. Только шутка затянулась и перестала быть смешной. Он, между прочим, забыл упомянуть одну вещь. В то утро, перед тем как он поперся за своими круассанами, он мне нехило залепил под глаз, потому что накануне я, видите ли, слишком поздно вернулась домой. Круассаны-то были не просто так. Это он у меня типа прощения просил. Сначала глаз подбил, а потом побежал за круассанами к завтраку. Подлизывался. Вообще-то он парень не злой, этот Ахмед. Придурок просто. Решил, что раз уж он меня пустил к себе пожить, то я буду с ним спать. Так что красавчикам тоже доверять нельзя. Мелкая плакала, и я поняла, что чем дальше, тем будет только хуже. Я тогда его убить была готова. И тут слышу в голове — звоночек. Значит, пора сваливать. Ну, собралась-то я в один момент. Правда, позаимствовала у него зубную щетку и десять евро. Подумаешь, преступление! Что-то нам с дочкой не везет. Вечно нарываемся на каких-то психов. Но нам плевать, главное, что мы вместе. И никто нам не нужен. Что они себе думают, эти козлы? Что мы без них не справимся?