Здесь ведь как говорят: есть живые, есть мёртвые. И моряки. Воды здесь боятся по многим причинам, я вам потом расскажу, а то вон папенька изволит сердиться, что я не смотрю на него с раболепием и благодарностью:
- Все живы, - зачем-то Примус Габий ответил на незаданный вопрос. - Служанка Попеи пострадала больше всех.
- Ты меня защитил? - догадался я. Прислушался - бок не болит, только какое-то тянущее ощущение есть с небольшим онемением. Наверное, перебитые и восстановленные нейроны ещё не очень хорошо проводят сигналы.
- Да щит в основном, - отец ничуть не смутился. - Пожалела она тебя, парень.
- У неё копис облегчённый. А сама она - рабыня, значит без Дара. Вряд ли разрубила бы и щит, и рёбра.
- Да что у тебя, сопли, за рёбра? Как у воробья. А про отсутствие дара ты прав. Хоть тебе это и не помогло бы. Забыл, что я остановил меч? Мне ли не знать, сколько силы оставалось в ударе? Просчитался ты, парень. Был бы твой щит слоёный, как настоящий, скорее всего, даже против полновесного кописа выстоял бы. А эти, детские...
- Ты же сказал, что она меня пожалела? - я покосился на невозмутимую женщину, надеясь понять по её реакции правда ли это. Ничем не выдала эмоций.
- И не отказываюсь от своих слов, - отец перевёл взгляд на брата. - Я хотел отправить Луция по заданию магистрата вместе с десятком наших людей из охраны поместья. Но решил, что вместо него пойдёшь ты.
- Отец! - братец вскочил на кровати и возмущённо сжимал кулачки. Притворялся, выходит. На жалость, что ли давил? И на что рассчитывал? Знает же, что одарённого уровня отца не обмануть.
- Ты показал себя достойно, Луций. Я уверен, что твой старший брат будет рад, если ты присоединишься к нему, - на каменном лице Примуса появилась едва заметная улыбка, когда он наблюдал как у сына открылся рот: не верил своему мальчишескому счастью.
Старший сейчас в настоящем военном походе. А задание от магистрата для вооружённого отряда - это, как правило, прирезать особо распоясавшихся разбойников. Не сопоставимые по доблести деяния, особенно для начала «дороги чести» будущего сенатора.
Видимо, именно туда и свернули мысли мальчишки, когда он свысока и с порцией презрения смотрел на меня, всё ещё стоя на кровати. Да не собираюсь я с тобой меряться ни чем:
- Что будет с рабыней... кхм... матери? - отца, почему-то так было называть проще. А вот эту женщину матерью не хотелось называть вообще.
- А ты как думаешь? Она напала на моего сына, - а вот он произнёс «сын» без заминки.
- Так по приказу хозяйки же...
- Попея говорит, что ничего такого не приказывала, - отец многозначительно глянул на рабыню, делающую вид, что она ничего не слышит.
Я встал с кровати, подошёл к ней и потрогал ступню. Ухмыльнулся:
- А ногу залечили перед смертью? - глянул на невозмутимого отца. Не реагирует. - Хочешь приставить её ко мне?
- А ты догадливый, ублюдок! - наконец-то хмыкнул Примус.
- Она будет "моей" или "твоей, но при мне"?
- Имеешь ввиду, будет ли докладывать о твоих выходках? - ухмылка никуда не делась с сурового лица. От этого папашкина рожа выглядит только страшнее. Нет, он не урод, просто мужественность гипертрофированна.
- Да плевать мне на это! Будто у двенадцатилетнего много секретов. Будет ли она меня слушаться?!
- То есть ты не против?! - отец искренне удивился.
- Если бы ты просто спросил, то я сам ответил бы на твои вопросы.
- Да? - удивление Примуса усилилось. - А спрошу: ты знаешь, почему я тебя усыновил?
- У меня много версий. Самая вероятная: назло Попее, - это правда. Я много думал, сопоставлял и поставил эту на первое место.
- А ещё? - спросил отец посуровев.
Тут я понял, что ранее рассуждал в совершенно неверном направлении потому, что все, кто был в комнате больше не смогли делать безразличный вид и начали прислушиваться. И телохранительница, и даже вымотавшийся целитель повернул голову в мою сторону и приоткрыл один глаз. Даже братец, и тот настроился на раскрытие какой-то тайны.
Конечно же, это заметил и Примус.
- Почтенный Витус сохранит твои тайны. Это обязанность целителя. А остальные - члены семьи. Не волнуйся, - как всегда, рабыня была приравнена к мебели. Не упоминать же, что кровати никому ничего не сообщат? Или Примус решил, что раз она теперь моя, то и мне ей приказывать молчать?
Я отбросил все прежние версии усыновления и начал рассуждать снова, с чистого листа. Что, значительного кроме скандала отца семейства и матроны произошло в те дни? Да, вроде, кроме успокоения Вулкана ничего такого и не было... Я тогда совсем мелкий был, ничего не делал. Какие лично у меня события? Вот и искал причину вовне. Только с детками играл, но ничему их не учил. Да и игры-то у них на наши похожи - типа салочек и пряток.