Эта нарядная остроносая дамочка в платиновом парике-каре, по всей видимости, принадлежала к числу последних.
— …Ах, какая у вас была замечательная пара! Я не уставала вами любоваться. Ваш бывший муж, Марьяна Викторовна… какой мужчина, ну просто картинка! Неудивительно, что его сразу прибрала к рукам эта тощая Вероника…
Авторучка доктора замерла над заполняемой карточкой. Марьяна подняла глаза на… как ее там… Клару Геннадиевну. Прищурилась и на самом деле постаралась ее вспомнить.
Дама, заметив, как на ее слова отреагировала доктор, с картинным испугом приложила к губам крохотную, почти детскую ладошку.
— Ой, простите… разболталась. А вы разве не знали, что ваш муж и Вероника как бы…
— Мой бывший муж, — четко поправила кардиолог. Отвела в сторону взгляд, сделавшийся задумчивым.
Но не удивленным. А как у человека, которому вдруг что-то стало ясным.
— Вижу, вас совсем не поразило, что ваш муж теперь с кондитершей, — довольно констатировала сплетница и поправила на коленях лаковую сумочку, сползавшую с шелков.
— Пожалуй. — Марьяна Викторовна смутно улыбнулась и сделала лицо приветливым, но сугубо официальным. — Итак. Какие у вас жалобы, Клара Геннадиевна?
Под окнами длинного сталинского дома, похожего формой на скамейку с короткими ножками, потерянно бродила немолодая тетушка в не новом, но чистеньком драповом пальто болотного цвета. В ее руке уныло висела коробка с пирожными, купленными неподалеку в роскошной кондитерской. Тетушка растерянно оглядывалась по сторонам и как будто не понимала, что ей дальше делать.
В присыпанном опавшей листвой дворе не гуляли дети, не сидели бабушки на мокрых лавочках. Пессимистичный октябрьский дождь накрапывал на плечи съежившейся тетушки, стекал с непромокаемой коробки с фотографиями ярких праздничных пирожных…
Из-за угла дома вывернула непомерно толстая Ольга Павловна с двумя пакетами в руках. Покачиваясь, словно утка, она несла раздутые пакеты, в одном из которых угадывалась картошка.
Усталая и промокшая, она недружелюбно поглядела на незнакомку, устроившуюся под козырьком ее подъезда. На ходу переложила пакеты в одну руку и принялась нашаривать магнитный ключ в кармане дутого пальто.
А незнакомка, встрепенувшись, бросилась навстречу.
— Простите-извините, вы не могли бы мне сказать, куда переехала Марина Станиславовна из пятьдесят девятой? — Горько поморщилась и потерла перчаткой покрасневший от холода острый носик. Пока Павловна, недоумевая, куда запропастился ключ, шарила во втором кармане пальто, успела пожаловаться: — Я из Калининграда приехала, обещала сестре найти ее старинную подругу, приветы передать… И вот, — с обреченным видом приподняла коробку с роскошными пирожными, — теперь не знаю, что и делать.
— Из пятьдесят девятой, говоришь? Марина? — легко переходя на «ты» с ровесницей, сказала Ольга Павловна.
— Да! — обрадовалась калининградка. — Приехала, а здесь даже такой квартиры больше нет! После пятьдесят восьмой сразу шестидесятая идет.
— Идет, — согласилась Павловна и наконец-то разыскала ключ. — Лариска, богатейка, Маринкину квартиру выкупила и две в одну объединила.
— Ну что за незадача, — совсем расстроилась несостоявшаяся гостья. — А вы не знаете, куда Марина переехала?
Московская тетушка собралась безразлично пожать плечами и войти в подъезд, но наткнулась на невероятно жалобный взгляд калининградки с замерзшим воробьиным носиком, в наверняка промокших ботах и буркнула:
— Есть где-то адрес. Дома.
— Ой! А вы мне его дадите? Пирожные такие любите?
Явно предлагая взятку за помощь, гостья подобревшей столицы приподняла коробку, и настроение у Павловны значительно улучшилось. Совсем прекрасным стало, когда представившаяся Люсей женщина вытянула из ее руки тяжеленный пакет с картофелем.
— Нам на пятый, высоко, — все-таки предупредила Ольга Павловна.
— Да ничего! Дотащим!
Ольга Павловна, многолетняя заложница своей верхотуры, помечтала, чтобы дотащили и ее саму. Поднимаясь на последний этаж дома, она останавливалась на каждом лестничном пролете и, пыхтя, бурчала:
— Дети мои вон по ипотеке в новостройки разлетелись, а я одна под самой крышей кукую.
— Так поменяйтесь, — никчемушно чирикнула гостья.
— Так поменялась бы давно! — парировала Ольга Павловна. — Но вот привыкла, понимаешь ли. Разве ж в нашем возрасте родные стены так легко меняют?
— Да, и не говорите. Я Марину практически не знаю, но, наверное, и ей было непросто уезжать?