Соответственно в той части кризиса, в которой он привел к коррекции ценовых соотношений, он был не только невреден для мировой экономики, но даже необходим. Более того, для мировой экономики было бы даже лучше, если бы он наступил раньше, когда диспропорции, подлежащие снятию, были менее масштабными.
На самом деле тот факт, что почти десять лет, предшествовавших 2008 г., были беспрецедентно благоприятными с точки зрения конъюнктуры мировой экономики, во многом ослабил спросовые ограничения, что позволило ценам на некоторые виды активов и ресурсов «улететь» вверх настолько, что их закономерная коррекция неизбежно сопровождалась весьма болезненными последствиями. Естественно, здесь речь идет уже не только о кризисе в финансовом секторе, в том числе и о чрезмерной капитализации банков и других финансовых учреждений, но и, в большей степени, о накапливавшемся в течение нескольких лет перегреве целого ряда рынков, в том числе рынка недвижимости в развитых странах, мировых рынков нефти и металлов, ряда других биржевых товаров.
1.1.5. Правительства расслабились
Более того, относительное благополучие для мировой экономики предшествовавшего десятилетия породило и еще одно следствие, имеющее прямое отношение к произошедшему кризису. А именно: оно «расслабило» правительства ведущих экономических держав, породив иллюзию усилившихся возможностей саморегулирования экономик. Фактически правительства развитых стран, и прежде всего США, пренебрегли правилом, заключающимся в том, что риск, который берет на себя один индивидуальный хозяйствующий агент, – это, безусловно, его личная ответственность, однако риски, принимаемые большинством или хотя значимой частью таких агентов, – это уже ответственность правительства в лице его регулирующих органов.
В этом случае, так же как и в случае с ростом цен, индивидуальные интересы каждого экономического агента толкают его к действиям, которые в итоге наносят ущерб интересам всех в совокупности и каждого в отдельности. Точно так же как индивидуальные повышения цен ведут к противоречащей общим интересам гонке цен и издержек, повышение порогов риска отдельными игроками в гонке за растущей прибылью ведет к истощению запаса прочности системы в целом. И точно так же как задача борьбы с инфляцией может быть выполнена только публичными регуляторами, стоящими над интересами отдельных экономических субъектов, поддержание условий для стабильности финансовой и, шире, хозяйственной системы может быть выполнено только государством.
На деле же естественная для любого ответственного правительства в современном государстве функция контроля за степенью хозяйственных рисков в частном секторе в последние десятилетия была легкомысленно забыта. Кто-то явно, кто-то неявно, но в итоге все принимали в качестве посылки тезис о том, что рыночные агенты научились самостоятельно, без участия и вмешательства правительства регулировать уровень принимаемых ими хозяйственных рисков в тех секторах, в которых они действуют [4] .
Отсюда и стремление дерегулировать финансовые рынки, которое было особенно заметно в Соединенных Штатах. Как известно, крупной вехой в этом процессе стало принятие дерегуляционного «закона Грэма – Лича – Блайли», отменившего действие «закона Гласа – Стиголла», которым еще в 1930-е годы инвестиционные и коммерческие банки были жестко разделены. Линию на минимизацию регулирования продолжало и экономическое крыло администрации Дж. Буша, никак не препятствовавшее массовой выдаче кредитов сомнительным заемщикам и беспрецедентному росту рынка финансовых деривативов, который фактически никем не регулировался [5] .
Однако никакого стихийного формирования механизмов автоматического снижения различных хозяйственных рисков через саморегулирование, на что публично возлагались большие надежды, на самом деле не происходило. Риски не снижались, и уж тем более, никуда не исчезали, а лишь перекладывались с одних объектов на другие. В ряде моментов, как в случае с уже упоминавшимися «дефолтными свопами», происходило (по крайней мере, на первый взгляд) распределение рисков между более широким кругом субъектов. Однако в любом случае риски не только сохранялись – они даже возрастали, поскольку, становясь в значительной степени скрытыми и неявными, провоцировали неосторожные, необдуманные инвестиции в финансовые активы. В целом произошло тотальное возрастание рисков в экономике.
Таким образом, не что иное, как самоуверенность правительств ведущих западных экономик, их пассивность и привели в конечном счете к ситуации, когда риски в частном секторе уже после начала кризиса пришлось «отлавливать» и переводить на государство путем выкупа «плохих активов», путем прямой или косвенной национализации кредитных учреждений, приобретения в государственную либо квазигосударственную собственность акций проблемных промышленных компаний и т. д.