Вообще средневековые сочинения на латыни напоминают современные русскоязычные писания в большинстве отраслей научного знания. Порядочные ученые давно пишут об этой напасти. Л.С. Клейн в самом начале своего основательного труда «Археологическая типология» признает, что археологи перестали понимать друг друга:
Название этой книги понятно всем археологам, но вряд ли хоть кто-нибудь из них сможет объяснить его так, чтобы с этим согласились остальные. Оба составляющих термина – археологическая (соотв. археология) и типология (соотв. тип) пока не имеют четких определений (примеч. xxxviii).
До сих пор нет всеми принимаемого общего определения, а значит понимания, и словечку «менталитет» (примеч. xxxix). Трудности перевода уже осознали психиатры: «Бред[30] – это адекватное[31] описание неадекватной реальности[32], в которой существует больной» (примеч. xl). Чем более засорены непонятными и неоднозначными смыслами языковые средства, тем неразумнее бред (Е.В. Косилова: «галлюцинации можно объяснить неправильной работой системы[33] распознавания образов. А бред – неправильной работой системы, производящей умозаключения») (примеч. xli). Бред (примеч. xlii) на русском языке усугубляется не только его засоренностью неоправданными заимствованиями, но и неясностями с происхождением многих славянских слов. Как заметил А.Н. Леонтьев, «в своей книге Л.С. Выготский не всегда находит для выражения мысли точные психологические понятия. В ту пору, когда она писалась, понятия эти еще не были разработаны» (примеч. xliii). Разработка понятий научного бреда не закончена и сейчас, наоборот, их порождение и обоснование сегодня процветает, как некогда в Средневековье.
Понятие – это отображенное в мышлении единство свойств, связей, отношений вещей и явлений (примеч. xliv), мышление – разговор с самим собой (примеч. xlv). В допетровской России основы умения пользоваться понятийным языком закладывались при изучении буквицы, где буквы отражали понятия: «Азъ, Буки, Веди, Глаголь, Добро, Есть, Живите, Зело», о чем острит знаменитый русский мим М.Н. Задорнов (примеч. xlvi).
В еврейских семьях за чертой оседлости этому не учили ребятню, лишь в новом «Положении о евреях», опубликованном 31 мая 1835 г., появилось право обучения детей евреев в гимназиях, расположенных там, где позволено жить их отцам (примеч. xlvii). После изменения правил русского правописания в 1917–1918 гг. перестали учить основам понятийного мышления и русских детей (примеч. xlviii).
Иначе говоря, Выготский бредил. Примером такого бреда, например, являются его рассуждения о предмете, который он назвал свежим для русского языка, но малопонятным, как при его жизни, так и ныне, англо-латинским словцом «сексуальность»[34].
Особенное значение в этом отношении имеет комплекс Эдипа[35], из сублимированной[36] инстинктивной[37] силы которого почерпнуты образцовые произведения всех времен и народов. Сексуальное лежит в основе искусства и определяет собой и судьбу художника, и характер его творчества. Совершенно непонятным при этом истолковании делается действие художественной формы; она остается каким-то придатком, несущественным и не очень важным, без которого, в сущности говоря, можно было бы и обойтись. Наслаждение составляет только одновременное соединение двух противоположных сознаний: мы видим и переживаем трагедию[38], но сейчас же соображаем, что это происходит не в самом деле, что это только кажется. И в таком переходе от одного сознания к другому и заключается основной источник наслаждения. Спрашивается, почему всякий другой, не художественный рассказ не может исполнить той же самой роли? (примеч. xlix).
Рассуждая о «переходе от сознания к сознанию», Л.С. Выготский не учел разницы между значениями нового в русском языке слова «сознание» и привычного для русских слова «совесть». Согласно В.И. Далю, «совесть является тайником души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка; нравственным сознанием, чутьем или чувством в человеке; внутренним сознанием добра и зла». Выготский, как Р. Декарт, понимал сознание как способность мыслить: Cogito, ergo sum («мыслю, следовательно, существую»). Однако есть огромная разница между переходом от одного способа мышления к другому и переходом нутряного восприятия добра за зло и наоборот[39].
30
См. лат.
35
В трагедии Софокла «Эдип тиран» (Oiönrouc; rupavvoc;; лат. Oedipus) царь Фив Эдип убил своего отца Лая и сожительствовал с матерью Иокастой.