(1) Справедливый мир лучше войны — это, мне кажется, все вы, афиняне, понимаете. Однако не все вы знаете, что выступающие ораторы согласны лишь со словом "мир", но зато противятся тем действиям, благодаря которым мир мог бы наступить. Они говорят, что если мир будет заключен, то народу придется сильно опасаться, как бы нынешнее государственное устройство не было ниспровергнуто. (2) Конечно, если бы афинский народ никогда прежде не заключал мира с лакедемонянами, то эти наши опасения были бы вполне оправданы как вследствие нашей неопытности в таких делах, так и ввиду недоверия к лакедемонянам. Но так как мы не раз уже в прежние времена заключали с ними мир, сохраняя при этом демократический строй, то не стоит ли сначала посмотреть, как все это происходило? Ведь по событиям прошлых дней, афиняне, следует судить и о будущем.
(3) Так вот, когда-то у нас была война на Эвбее,[84][]мы держали в своих руках Мегары, Пеги и Трезену и стремились заключить мир. С этой целью мы возвратили Мильтиада, сына Кимона,[85] изгнанного остракизмом и находившегося в Херсонесе: он был проксеном лакедемонян, и мы рассчитывали послать его в Лакедемон для переговоров о мире. (4) Мы заключили тогда с лакедемонянами мир на пятьдесят лет,[86] и обе стороны соблюдали этот договор в течение тринадцати лет.[87] Посмотрим, афиняне, прежде всего вот на что: в течение этого мира была ли когда-нибудь ниспровергнута в Афинах демократия? Никто не посмел бы этого утверждать. А какие выгоды принес этот мир! Я напомню вам о них. (5) Прежде всего за это время мы обнесли укреплениями Пирей и закончили сооружение северного участка Длинных стен. Вместо бывших тогда у нас старых и неоснащенных триер, с помощью которых мы разгромили на море царя [88] и его варваров и освободили эллинов, — вместо этих кораблей мы построили сто новых триер. Тогда же впервые мы организовали корпус из трехсот всадников и купили триста скифских лучников. Вот какие выгоды получило государство, вот как усилилась афинская демократия от заключения мира с лакедемонянами! (6) После этого мы оказались вовлечены в войну из-за эгинцев.[89] Много горя претерпев сами и много причинив его другим, мы вновь пожелали мира. Из всех афинян выбрали тогда десять граждан, десять полномочных послов, которых и отправили в Лакедемон для ведения переговоров о мире; в их числе был Андокид — наш дед. От нашего имени они заключили с лакедемонянами мир на тридцать лет. И что же? В течение такого времени была ли хоть раз ниспровергнута демократия? Или, быть может, были арестованы люди, которые подготавливали ниспровержение демократии? Никто не смог бы этого доказать. (7) Нет, как раз наоборот: этот мир высоко вознес афинский народ, он сделал его столь сильным, что оказалось возможным за годы этого мира внести в государственную казну на Акрополь целых тысячу талантов; специальным законом они были объявлены резервным фондом афинского народа. Кроме того, мы построили сто новых триер и их также специальным постановлением объявили резервным фондом народа. Мы построили также помещения для хранения кораблей, мы организовали новые корпуса из тысячи двухсот всадников и такого же числа лучников, наконец, мы закончили сооружение южного участка Длинных стен. Вот какие выгоды получило государство, вот как усилилась афинская демократия от заключения мира с лакедемонянами!
(8) Вновь вступив в войну из-за мегарян,[90] мы бросили нашу страну на поток и разграбление. Понеся большой ущерб, мы вновь заключили мир — тот самый мир, которого добился для нас Никий, сын Никерата.[91] Думаю, все вы знаете, что благодаря этому миру мы внесли в государственную казну на Акрополь семь тысяч талантов чеканной монеты, (9) приобрели более четырехсот кораблей; фороса стало поступать ежегодно более чем на тысячу двести талантов; мы владели Херсонесом, Наксосом и более чем двумя третями Эвбеи. Что же касается прочих наших колоний, то было бы слишком долго всех их перечислять. И вот, не взирая на все эти выгоды, мы вновь вступили в войну с лакедемонянами, поддавшись и на этот раз уговорам аргивян.[92] (10) Итак, вспомните, афиняне, теперь то, что с самого начала я положил в основу своей речи. Не так ли, я хотел доказать, что из-за мира никогда еще демократия в Афинах не была ниспровергнута? Так вот, я доказал это, и никто не сможет уличить меня в том, что это неправда. Однако я слышал уже, как некоторые говорили, что в результате последнего мира с лакедемонянами к власти пришли Тридцать, [93] и от яда цикуты погибло много афинян, а много других отправилось в изгнание. (11) Те, кто так говорит, судят неправильно. Ведь мир и мирный договор отнюдь не одно и то же: мир заключают друг с другом на равных условиях те, кто пришел к соглашению относительно предмета спора; мирный же договор диктуют после своей победы на войне победители побежденным [94] — подобно тому, как лакедемоняне, победив нас на войне, предписали нам и стены срыть, и корабли выдать, и изгнанников возвратить из изгнания. (12) Стало быть, тогда — хотели мы того или не хотели — нам был продиктован мирный договор, теперь же вы обсуждаете условия мира. Обратитесь же к самим документам и сравните, что у нас написано на стеле [95] и что представляют из себя условия, на которых теперь можно заключить мир. Там предписывается срыть стены, нынешние же условия разрешают их строить; там разрешается иметь двенадцать кораблей, здесь же — сколько пожелаем; Лемнос, Имброс и Скирос тогда объявлялись принадлежащими тем, кто их населял, а теперь они признаются нашими; и изгнанников теперь вовсе не требуется возвращать из изгнания, а тогда это требовалось, и из-за этого была ниспровергнута демократия. Вообще, что общего имеют нынешние условия с теми? Я мог бы поэтому, афиняне, так сформулировать свою точку зрения на рассматриваемый вопрос: мир несет демократии спасение и силу, война же приводит к ее ниспровержению. Вот что я могу сказать по данному вопросу.
84
Андокид крайне путанно излагает историю столкновений Афин с Пелопоннесским союзом. В данном случае он, очевидно, имеет в виду войну, которая началась в 458 г. после того, как Афины вмешались в конфликт между Коринфом и Мегарами. Эвбея тут совершенно ни при чем: зато следовало сказать об Эгине, которая вместе с другими государствами Пелопоннесского союза выступила на стороне Коринфа против Афин (ср. Фукидид, I, 102 слл.).
85
Из изгнания был возвращен не Мильтиад, победитель при Марафоне, а его сын Кимон, который и заключил мир с лакедемонянами в 451 г. (ср. Фукидид, I, 112; Плутарх. Биография Кимона, 17—18).
89
А вот теперь следовало говорить об Эвбее: судя по всему, речь идет о войне, которая началась в 446 г. после того, как Спарта вмешалась в конфликт между Афинами и их союзниками — Беотией, Эвбеей и Мегарами (см. Фукидид, I, 113 слл.; Плутарх. Биография Перикла, 22 слл.).
90
Зимой 433/2 г. афинское народное собрание приняло постановление, согласно которому для мегарян были закрыты «гавани в афинских владениях и аттический рынок» (Фукидид, 1, 67, 4; ср. 139; 140, 3; 144, 2; ср. также Плутарх. Биография Перикла, 29—30).
91
Никиевым миром, заключенным на пятьдесят лет, закончился первый период Пелопоннесской войны (421 г.).
92
Никиев мир, как это понимали уже современники, был только временной передышкой. Старые споры не были разрешены, и ни одна сторона не собиралась еще складывать оружия. Летом 420 г. Афины заключили оборонительный союз с демократическими государствами Пелопоннеса — Аргосом, Маитинеей и Элидой (см. Фукидид, V, 43—48). Острие этого союза было направлено против коалиции олигархических государств — Спарты, Беотии, Мегар и поддерживавшего их Коринфа. Последовавший затем конфликт между Аргосом и Спартой привел к возобновлению общегреческой войны (418 г.).
94
В подлиннике εἰρήνηе противопоставляется σπονδαί , т. е. «мир» — «мирному договору». Подобные противопоставления (выраженные, правда, другими словами) можно встретить и у Исократа (IV, 176 и VI, 51).