(3) Достоин порицания тот,[112] кто установил такой закон, который ввел в практику действия, противные клятве народа и Совета. Там вы клянетесь никого не изгонять, не заключать в тюрьму, не казнить без суда; в настоящем же случае без формального обвинения, без права на защиту, после тайного голосования человек, подвергшийся остракизму, должен лишиться своего отечества на такое долгое время! (4) Далее, в подобных обстоятельствах большим преимуществом, чем другие, располагают те, у кого много друзей среди членов тайных обществ и политических союзов. Ведь здесь не так, как в судебных палатах, где судопроизводством занимаются те, кто избран по жребию: здесь в принятии решения могут участвовать все афиняне. Кроме того, мне кажется, что этот закон устанавливает наказание, которое для одних случаев оказывается недостаточным, а для других — чрезмерным. В самом деле, если иметь в виду преступления, совершаемые против частных лиц, то я считаю, что это наказание слишком велико; а если говорить о преступлениях, совершаемых против государства, то я убежден, что оно ничтожно и ровно ничего не стоит, коль скоро можно наказывать денежным штрафом, заключением в тюрьму и даже смертной казнью. (5) С другой стороны, если кто-либо изгоняется за то, что он плохой гражданин, то такой человек и в отсутствие свое не перестанет быть плохим; напротив, в каком городе он ни поселится, он и этому городу будет причинять зло и против своего родного города будет злоумышлять ничуть не меньше, а быть может даже и больше и с большим основанием, чем до своего изгнания. Я уверен, что в этот день, более, чем когда-либо, ваших друзей охватывает печаль, а ваших врагов — радость, ибо и те и другие понимают, что если вы по недоразумению удалите в изгнание гражданина, во всех отношениях превосходного, то в течение десяти лет город не получит от этого человека никакой услуги. (6) Следующее обстоятельство позволяет еще легче убедиться в том, что закон этот плох: ведь мы — единственные из эллинов, кто применяет этот закон, и ни одно другое государство не желает последовать нашему примеру.[113] А ведь лучшими установлениями признаются те, которые оказываются более всего подходящими и для демократии, и для олигархии и которые имеют более всего приверженцев.
(7) Итак, я не знаю, стоит ли мне еще говорить на эту тему. Все равно в настоящий момент мы ничего этим не достигнем. Я прошу от вас лишь одного: чтобы вы были справедливыми и беспристрастными эпистатами во время наших выступлений, чтобы все вы стали архонтами в этом деле и чтобы вы не давали воли ни тем, кто злоупотребляет бранью, ни тем, кто сверх меры льстит, а наоборот, были бы благожелательными для того, кто желает говорить и слушать, и суровыми для того, кто ведет себя нагло и нарушает порядок. Ибо, выслушав все о каждом, вы лучше сможете решить нашу судьбу.
(8) Мне осталось коротко сказать о моей "ненависти к демократии" и "приверженности к заговорам". Ведь если бы я никогда не привлекался к суду, то естественно было бы вам выслушивать моих обвинителей, а мне по необходимости защищаться против этих обвинений. Но так как я выдержал уже четыре судебных процесса и каждый раз был оправдан, то я не считаю более справедливым отвечать на эти обвинения. Ведь до разбора дела на суде нелегко узнать, ложны ли обвинения или справедливы; а когда уже вынесен оправдательный или обвинительный приговор — все кончено и вопрос решен раз и навсегда. (9) Поэтому мне кажется странным такое положение, когда проигравшие судебный процесс одним единственным голосованием осуждаются на казнь и имущество их конфискуется, а выигравшие вновь рискуют быть обвиненными в том же самом; когда судьи имеют полное право губить людей, но не имеют никаких прав и полномочий, чтобы спасать их. Это тем более странно, что законы категорически запрещают дважды привлекать к судебной ответственности одно и то же лицо по одному и тому же поводу. А ведь вы поклялись следовать этим законам!
113
Увлеченный критикою остракизма, автор допускает неточность. На самом деле, остракизм существовал не только в Афинах, но и в других греческих государствах, например в Аргосе, Мегарах, Милете, Сиракузах. В Сиракузах он носил специфическое название петализма (от слова «петалон» — пальмовый лист, который служил здесь таким же своеобразным бюллетенем при голосовании, каким был черепок в Афинах).