О первом периоде жизни Андокида — до процесса гермокопидов — почти ничего неизвестно. Знатное происхождение и большое состояние позволили ему получить хорошее по тому времени образование. Он превосходно знал древних и новых поэтов и был знаком, хотя, быть может, и несколько поверхностно, с начатками ораторского искусства. Впрочем, теория красноречия никогда особенно его не интересовала, и его первые шаги на поприще оратора были связаны не столько со стремлениями найти какие-то новые приемы и формы ораторского искусства (что, например, характерно для его знаменитых предшественников — сицилийцев Корака, Тисия, Горгия и афинянина Антифонта), сколько с конкретными вопросами политической борьбы.
По-видимому, задолго еще до 415 г. Андокид вступил в тайное олигархическое общество, которым руководил некий Эвфилет. Здесь, в кругу единомышленников, он читал свои первые произведения — памфлеты, направленные против демоса и его вождей. Сочинения эти до нас не дошли; сохранились лишь названия некоторых из них и отдельные небольшие отрывки, по которым, однако, вполне можно судить о характере и политической направленности речей молодого Андокида. Так, в одном из фрагментов (из речи под характерным заглавием: "К товарищам"[3]) он нападает на афинян за то, что они "нашли останки Фемистокла и разбросали их по ветру" (фр. 3 в издании Ж. Далмейда). Этим, как правильно понял уже Плутарх, он стремился "возбудить сторонников олигархии против народа" (Плутарх. Биография Фемистокла, 32, 4). В другом фрагменте (неизвестно, из какого произведения) он, в несколько завуалированной форме, критикует демократию за способ ведения Пелопоннесской войны, с горечью повествуя о том, какие беды принесло поселянам вторжение неприятеля в Аттику (фр. 4). Наконец, еще в одном фрагменте (также неизвестно из какого сочинения) он со злобой обрушивается на вождя радикальной демократии Гипербола, называя его "чужеземцем и варваром" (фр. 5).
Будучи членом гетерии Эвфилета, Андокид оказался замешан в пресловутое дело с гермами. Правда, сам он, по-видимому, не участвовал в разрушении герм, но этому помешала лишь чистая случайность. Накануне, если верить его словам, он упал с лошади и сильно разбился. Во всяком случае, он заранее знал о готовившемся преступлении, но не донес об этом властям. Народ имел поэтому все основания считать его соучастником преступной выходки, которую совершили его товарищи.
Итак, политическая физиономия молодого Андокида для нас совершенно ясна: он "считался ненавистником народа и приверженцем олигархии" (Плутарх. Биография Алкивиада, 21, 2). Процесс гермокопидов оказался, однако, переломным моментом в его жизни. Признание, которое он совершил из страха за судьбу свою и своих близких, в дальнейшем стало для него источником многих бед и злоключений. Став доносчиком, он потерял своих старых друзей, но взамен не приобрел новых. Сторонники олигархии возненавидели его за поступок, который они естественно считали верхом вероломства. Демократы также не доверяли ему, ибо они не могли забыть его прежней жизни и прежнего образа мыслей. Наконец, беспринципные демагоги типа Писандра и Харикла, которые более всего раздували дело с гермами, не могли простить Андокиду, что он помешал осуществлению их личных планов. Происками этих людей первоначальное постановление народного собрания о предоставлении Андокиду "безопасности" [4] было фактически отменено. По предложению некоего Исотимида, народное собрание приняло теперь новое постановление, по которому люди, совершившие нечестие против богов и признавшиеся в этом, подвергались частичной атимии: им воспрещалось входить в храмы и появляться на городской площади. Хотя имя Андокида в постановлении не было названо и сам он впоследствии отрицал правомерность применения к нему мер, которые предусматривало это постановление, тем не менее ни для кого не было секретом, против кого в первую очередь были направлены эти меры. Дальнейшее пребывание на родине стало теперь для Андокида почти невозможным, и он вынужден был "добровольно" удалиться в изгнание.
В изгнании Андокид провел в общей сложности двенадцать лет, с 415 по 403/2 г. Вследствие вынужденного удаления из Афин дела его сильно пошатнулись. В речи "О мистериях" он с возмущением вспоминает, что, пока он был в изгнании, в его доме жил "фабрикант лир Клеофонт" (Андокид, I, 146), по-видимому, тот самый, который был руководителем демоса в последние годы Пелопоннесской войны. Конечно, из этого еще не следует, что имущество Андокида было конфисковано: Клеофонт мог сам захватить дом Андокида, пользуясь отсутствием хозяина. Однако, если даже собственность Андокида и не была конфискована, все равно пользоваться ею он фактически не мог. К тому же шла война, и если у него были какие-нибудь земельные владения в Аттике, они все равно должны были пострадать от вторжений неприятеля.
3
В подлиннике — Πρός τοὺς ἑτυίρους; речь идет о членах тайного олигархического общества, которые называли себя «гетерами» — товарищами.
4
Андокиду была дарована (ἅδεια, т. е. буквально «безопасность», «безбоязненность», «ненаказуемость», «свобода действий». На языке афинских законов так называлось право выступать в народном собрании, не опасаясь какой-либо ответственности. Это право предоставлялось з случае необходимости метеку или рабу, которые иначе не могли выступить в народном собрании, а также гражданину, если он намерен был говорить о предметах, не подлежащих обсуждению: например, о возвращении гражданских прав какому-либо лицу, в прошлом полноправному гражданину, о прощении государственному должнику его долга и т. п. В данном случае «адейя» должна была оградить человека, собиравшегося выступить с доносом, от возможных в будущем преследований со стороны частных лиц или государства.