(34) Вообще, если уж смотреть на все это дело с точки зрения происхождения каждого из нас, то я ничего общего с остракизмом не имею. Нет никого, кто смог бы указать хотя бы одного представителя нашего рода, с которым случилось бы такое несчастье. Напротив, Алкивиад более, чем кто-либо другой из афинян, связан с остракизмом. Действительно, и отец его матери Мегакл, и его дед Алкивиад — оба дважды подвергались изгнанию остракизмом,[135] так что и с самим Алкивиадом не случилось бы ничего ни странного, ни необычного, если бы его постигла такая же судьба, как и его предков. Более того, он и сам не стал бы отрицать, что его предки, превосходившие других своей склонностью к бесчинствам, были по сравнению с ним людьми куда более скромными и справедливыми. Ведь никто на свете не смог бы составить такое обвинение, которое по достоинству оценило бы преступления, совершенные Алкивиадом.
(35) Я полагаю, что и тот, кто внес закон об остракизме, имел вполне определенные намерения. Он видел, что среди граждан есть такие, которые оказываются сильнее должностных лиц и законов. Поскольку от таких людей невозможно было добиться удовлетворения в частном порядке, законодатель нашел средство привлекать их к ответственности в общественном порядке с тем, чтобы таким образом защищать всех, кто терпит от них обиды. Что касается меня, то я уже четыре раза был судим всем народом, и я никому не мешал привлекать меня к суду в частном порядке. Алкивиад же, напротив, совершив такие преступления, ни разу еще не осмелился явиться на суд. (36) К тому же он так опасен, что люди вместо того, чтобы наказать его за прошлые преступления, боятся, как бы он не совершил против них новые. Тем, кто уже испытал от нею зло, лучше, по-видимому, смириться; зато ему угодно, чтобы и впредь он мог творить все, что пожелает. Как бы то ни было, афиняне, невозможно, чтобы в одно и то же время я заслуживал изгнания по остракизму и не заслуживал смертной казни, был оправдан по суду и был изгнан без суда, столько раз выходил победителем в судебных процессах и вновь считался достойным изгнания из-за тех же самых обвинений. (37) Пожалуй, это было бы возможно, но лишь в том случае, если бы было доказано, что раньше я подвергался нападкам по незначительному поводу, или что моими обвинителями были люди ничтожные, или что врагами моими были люди вполне заурядные, а не самые сильные ораторы и политические деятели, которые уже погубили двоих из числа тех, кому были предъявлены такие же обвинения, как и мне. Итак, справедливо будет отправить в изгнание не тех, кого вы часто уже проверяли и признали ни в чем не виновными, а тех, кто не желал дать вам отчета в своей жизни. (38) И вот что мне кажется странным: если бы кто-нибудь счел возможным вступиться за казненных и стал бы доказывать, что они погибли незаслуженно, то вы не стали бы и слушать такие речи; а если кто-нибудь вновь предъявляет те же самые обвинения людям, которые уже были оправданы, — разве не справедливо в таком случае держаться одного образа действия, как по отношению к живым, так и по отношению к мертвым? (39) Характерной чертой Алкивиада является то, что он и сам ни во что не ставит законы и клятвы, и вас стремится научить нарушать их. Других он требует изгонять и казнить без всякого снисхождения, а сам умоляет и плачет, чтобы вызвать к себе жалость. И я не удивляюсь этому: ведь то, что он совершил, должно стоить ему теперь многих слез. Я только спрашиваю себя: кого он убедит своими просьбами? Молодежь, которую он очернил в глазах народа своим наглым поведением, своим презрением к гимнасиям и поступками, не свойственными его возрасту? Или, быть может, людей старшего поколения, с которыми он никогда не имел ничего общего и образ жизни которых он всегда презирал? (40) Стало быть, не только ради самих преступников следует заботиться о том, чтобы нарушители законов несли наказание, но и ради всех других, чтобы при виде этого они становились людьми более честными и более скромными. Изгнав меня, вы только повергнете в сильный страх всех лучших людей, тогда как, наказав Алкивиада, вы заставите всех наглецов больше уважать законы.