Ее лицо было таким, словно с него в результате какого-то потрясения упала маска и оно обнажилось до самых своих потаенных пределов; волосы были растрепаны, как у утопленницы. Мягкие губы шептали ей что-то, но она уже не слышала. Зрелище белой вздувшейся наготы, предстающее его взору, стоило ему ненадолго открыть глаза, захватило его. Разум, живущий в их телах, был самостоятельным, отдельным от них. Жиль погружался в горячую мягкость ее лона, будто в пену морскую, как никогда четко ощущая, где начинается и кончается его собственная плоть.
Естество Марка Арну не имело ничего общего с естеством Жиля Андре. Оттого и ощущения Полины Арну были иными. Любовь извиняла все, подавляя и угрызения, и чувство вины. Их тела переплелись, и они отправились по волнам исконных ощущений, без единого слова научающих, что такое быть то внутри, то снаружи, и наоборот, быть то заполненной инородным телом, то опустевшей. Она была гладью морской, а он скользил по ее поверхности. В своих погружениях он касался ее подрагивающего дна. По его членам разлилось женское тепло. Он безудержно целовал ее. Позже, улыбающаяся, слегка утомленная, прикрывающая груди и глядящая на свой круглый живот, она еще раз продемонстрировала ему, чем были для него женщины: созданиями, предназначенными для любви.
Но она понимала, что таким же он мог быть и с другой.
— Вы любите женщин. Женственность. Но не меня.
— Вы ошибаетесь, — улыбнулся он. — Я ни с кем не переживал ничего подобного.
— Ну, не подобное, так что-то другое! — с сожалением проговорила она.
— Да, это правда. — Он не хотел ей лгать. — Женственность способна во всех своих обличиях покорить меня. Минутку!
Он выглядел таким счастливым! Его жизнелюбие заставило ее вздрогнуть. Она уже переживала, что придется расстаться, а он знай себе широко улыбается! Он видел, что она расстроена, и притянул ее к себе, не говоря ни слова. Она заплакала, не объясняя отчего, затем взяла себя в руки, и так они сидели, прижавшись друг к другу. Он гладил ее округлившиеся плечи и руки и ничем не мог ей помочь. Объятие выявило различие между ними. Когда же он вновь ответил на призыв ее горячего тела, его охватила такая невыразимая печаль, которой он не мог с ней поделиться. По ее блестящим влюбленным глазам он прочел, что от него она выйдет другой. Видно, женщины платят дань несравненному Эросу. Сила страсти, предельная нежность, непристойность оставляют по себе шрамы. Когда любовные утехи увеличивают женскую привязанность и боль расставания, что это — проклятие или мрачное изобретение мужчин? Словно пребывание тела в горниле страсти оставляет по себе любовь. Словно рождение детей, как и движения фаллоса, открывают для женщины безбрежные дали надежды, чудеса привязанности. Такова ли женская природа, или же это передается от матери к дочери? И все это вопреки ветрености возлюбленных. Полине не подняться с ложа любви прежней, с легкой душой. Расставаясь с нею, он увидит другую Полину. Как ей будет его не хватать! Как она будет жаждать встреч с ним, вооружившись долготерпением. А пока он снова припал к ее красоте и стал покрывать ее поцелуями. Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Поскольку он ждал этого звонка, то был начеку и слышал, как на его этаже остановился лифт.
— Тс-с, — приложив палец к губам, прошептал он.
Они замерли. Было еще два звонка, после чего стукнула, закрывшись, дверь лифта. Они лежали друг подле друга, их сердца испуганно бились. Тишина и полумрак были их сообщниками.
— Ушел, — тихо выдохнул он.
Она почувствовала его дыхание на своей щеке. Она не насытилась, хотелось продолжения. Она утратила разум и здравый смысл.
— Испугались? — спросил он.
— Очень.
— Мне это ужасно понравилось.
— А мне нет.
Он посмотрел на нее так, словно пытался понять, что изменилось в нем самом по отношению к ней после близости: правильно или ошибочно оценивал он ее прежде?
— Впервые увидев вас, я не мог отвести глаз от вашего лица.
— Я поняла тогда, как вы на меня смотрите.
— Подействовало ли это на вас?
— Не сразу, сперва только польстило, доставило удовольствие. Я подумала: неплохое начало дня. И лишь потом, когда вспомнила об этом, да вы продолжали…
— Ну так как же?
Она загадочно улыбнулась, словно решила ничего больше ему не говорить.
— Я хочу точно знать, что чувствуют женщины, когда на них смотрят по-настоящему. Мне это неизвестно.
— Но вы же знаете, что это действует! Она засмеялась, он немного успокоился.
— Ответьте же мне. Что вы чувствовали, когда я пожирал вас глазами?
— Не знаю, смогу ли выразить словами!
— А вы попробуйте.
— Я не помню.
— Это неправда!
— Клянусь вам!
— Ну сделайте усилие!
— Сначала я смутилась.
— Смутились? Как именно?
— Ну, смешалась, мне было не по себе.
— А потом?
— А потом очень радовалась. Было так приятно, я скоро к этому привыкла.
— Привыкли, что вами любуются? — Да.
— А вы уверены, что вами любовались?
— Я думала, что нравлюсь вам, — отвечала она, порозовев.
— И правильно делали.
Она призадумалась, с уст ее готов был сорваться вопрос: «А теперь я вам нравлюсь?» Но раз ей хотелось задать этот вопрос, значит, ответ был ей известен: очарование рассеялось.
— И что произошло, когда вы так подумали?
— Как будто жизнь снова забила ключом. Как будто что-то очень приятное должно было произойти. Ваш взгляд стал мне нужен.
— А мужу вы сказали?
— Конечно, нет!
— А догадаться он мог?
— Не думаю.
— Словом, это ничего не меняло в ваших с ним отношениях.
— Да вроде нет.
— Почему вы сказали, что жизнь снова забила ключом?
Ей казалось, что это ясно без объяснении.
— Потому что, как бы это сказать… Потому что… любить кого-то долгое время и влюбиться — разные вещи.
— А у вас появилось впечатление, что вы влюбились? — удивился он слегка.
— У меня появилось ощущение, что это возможно, — обидевшись, ответила она.
— Потому что я вам тоже нравился?
— Должно быть, во всяком случае, вы не были мне неприятны, и, я вам уже сказала, получала удовольствие от того, как вы на меня смотрели! — И прибавила: — Что может быть интереснее встреч? Не так уж часто они случаются!
— А у вас было ощущение, что вы встретили кого-то?
— Это вас удивляет? — разочарованная тем, что он задал этот вопрос, протянула она.
— Нет, у меня и у самого было ощущение, что происходит что-то.
— Что-то магнетическое, — добавила она.
— Можно и так назвать. И что же дальше? — с ликованием спросил он.
— Как что дальше?
— Ну, что происходило дальше в вашей хорошенькой головке?
— Ничего! Я надеялась, что снова увижу вас в детском саду.
— Ах, плутовка!
— А что происходило в вашей головке?
Он открыто рассмеялся. Затем согласился с таким, распределением ролей и ответил:
— Сперва я попробовал не думать о вас. Но мы виделись слишком часто.
— Ну и?..
— Тогда я решил: будь что будет! И все думал, как к вам подступиться.
Она улыбнулась, словно хорошо помнила этот момент.
— Сперва я придумал пригласить вас в гости с сыном. Но моя дочь не проявила никакого интереса к вашему Теодору. Пришлось думать дальше, чтобы как-то познакомиться с вами накоротке.
Больше всего на свете она любила, когда он говорил о них двоих!
— Я думала, вы не осмелитесь.
— Я да не осмелюсь! Вы меня не знаете.
— Увы, нет. Я считала, что у вас нет ни одного благо видного предлога.
Он засмеялся очень искренне, потому что выяснялось, что это было не что иное, как ловушка, и что он был в таких делах мастер.
— И вы, значит, решили за мной приударить? — насмешливо спросила она.
— Я очень увлекся! Мне не оставалось ничего иного, кроме как попытать счастья.
— Я с уважением и восхищением взирала тогда на ваши действия.
— Правда? Но почему?
— Потому что ни разу не сделала первого шага навстречу мужчине сама.
— Неужели?
— Я на это не способна.
— Потому что уверили себя в этом, а кроме того, ни разу не приспичило.
— Да, это так, но все же я робкая.
— Не так чтобы очень. Я не считаю вас робкой.
— С вами нет.
— А знаете почему? Вот это был вопрос!
— Не знаю. Мне было хорошо с вами.
— Мне тоже. Причем сразу.
Ему показалось, что она наслаждается этой фразой.
Но он не нарочно так сказал, он просто был искренен и счастлив всякий раз, как доставлял ей удовольствие, не прибегая ко лжи или уверткам.
— Вы когда-нибудь уже так разговаривали с женщинами?
— Ну что вы все об одном и том же! Впечатление было такое, что зрелый муж беседует с девчонкой. Она его послушалась.
— Ничто ни на что не похоже, у меня было столько женщин, что и не перечесть, и каждая в чем-то неповторима.
— А ваша жена?
— А что моя жена? Что еще вам хочется знать?! — Он улыбался ей как ребенку.
Она не знала, что ответить, и они замолчали. Может и впрямь освобождаешься от ненужного, высказавшись вслух? Этот разговор изменил ее взгляд: приходилось допустить, что она не является единственной и неповторимой, как она себе вообразила, и что она в постели с полигамным мужчиной.
— Но вы меня преследовали!
Ей хотелось, чтобы хотя бы этот пункт не вызывал споров. Но и этого не случилось.
— Я так не считаю. После того ужина я оставил вас в покое.
— Но зло свершилось!
— Просто вы очень шустрая! Вы умоляли меня принять вас сегодня.
Это уж было слишком не по-джентльменски.
— А вам самому этого не хотелось?
Голосок у нее стал тоненьким-тоненьким. Он рас строился, что она так ранима.
— Хотелось, и я получил тончайшее наслаждение Вы чувственны до… — Альковный голос прервался.
Чтобы как-то разрядить обстановку, он рассмеялся. Она же так обиделась, что уже ничего не чувствовала.
— Вы признаетесь мужу?
— Ни за что на свете! Кроме горя, это ничего не даст.
— Вы правы.
— Думаю, мы с вами похожи, мне тоже нравится, что никто не в курсе нашего знакомства. С тех пор, как я вас встретила, я ощутила вкус к тайнам!
Он был доволен. Как это кстати! Она — его сестра, нет, они — двойняшки.
— Вы — мой тайный любовник. — Она сделала вид, что шутит, хотя это было именно так.
Он, не задумываясь, парировал с серьезным видом:
— О, не надо так думать. Я не ваш любовник.
Она помертвела, потому как хорошо понимала, что он имеет в виду. Мол, нечего фантазировать и воспламеняться зазря. И чтобы быть уверенным, что она не потеряет благоразумие и не станет обольщаться, он разъяснил ей, как понимал слово «любовники»: это не то, что произошло с ними сегодня, а нечто большее, повторяющееся, а у них повторения не будет. Приподнятое настроение как рукой сняло.
— Где у вас ванная комната?