Думаю, именно из-за своих необычных функций отец мог общаться как с политиками, так и с полицейскими. А также с еврейскими кругами Алжира, некоторыми высокими чиновниками и, разумеется, судьями и полицией. Высокопоставленными людьми, ничего не скажешь. У него были друзья в противостоящих лагерях. На пирушках можно было увидеть как комиссара полиции, так и хозяина борделя. Все играли по правилам и уважали друг друга. В первую голову журналисты. Вот почему я был очень удивлен тем, что во Франции все было наоборот. Я думаю, это связано с менталитетом французов, Ну и, разумеется, журналистов метрополии. Нужно сказать, что отец очень любил окружать себя друзьями.
Вот так мы вели довольно легкую и приятную жизнь. Ничего удивительного в том, что я тоже захотел стать экзекутором, как и мой отец. Любому человеку нравится, когда его уважают. И вот мало-помалу я рос и видел, как депутаты или комиссары полиции приходили к отцу, здоровались с ним, говорили: «Морис, если тебе что-то надо, не стесняйся у нас спросить», — это наводило на определенные мысли. Это было интересное положение. К тому же были командировки, путешествия. В итоге я попросил отца о работе рядом с ним. Оказаться в двадцать лет вот с такой вот, можно сказать, пожизненной пенсией за работу, которая в обычное время состояла в двух или трех казнях в год — если все подсчитать, получится три часа работы в год, — это, разумеется, интересно. Именно по этой причине были сотни прошений от желающих занять это место. Да, прокурор сказал моему отцу, что у него почти триста прошений от желающих, ждущих возможности занять это место.
Действительно, должность экзекутора дает привилегии. Когда я ездил с отцом на казни, это было ради путешествия, посещения туристических достопримечательностей по такому случаю. В Батне меня сопровождала полиция, и я отправился посмотреть на развалины Тимгада. Полиция нашла хранителя музея, чтобы он провел мне экскурсию по развалинам. Потом мы отправились в Орес. Мы поехали в Орес на автомобиле комиссара полиции. Не забыв посетить Ламбез, первую французскую каторжную тюрьму в Алжире, построенную около 1840. Именно это делают политики, когда объезжают Францию: они пользуются этим в туристических целях, но за счет государства. Скажем, это одна из привилегий, которыми мы обладали. Нет, экзекутором я стал не ради собственно казней. Что меня интересовало, так это привилегии. Ношение оружия, Р38, военного. Защита полиции. Командировки… Мы ездили в Тунис. Там, куда мы приехали, не было свободных мест. Мы без них обходились! Тут же нас пропускали… Помню, однажды, был, наверно, выходной, отель был целиком заполнен. Прекрасно, через комиссара полиции устроили так, что директор отеля открыл один зал и предоставил в наше распоряжение несколько кроватей. А ужин он подал нам в своем личном кабинете. Это разве не привилегии? Именно из-за этого экзекуторами становятся от отца к сыну. И не стоит пытаться найти другие причины. Почему в шоу-бизнесе или в политике столько сыновей хотят продолжать дело отца? Потому что здесь жизнь приятнее, лучше оплачивается и есть протекция. Никакого конкурса! Лучше быть актером, чем рабочим!
Во время войны, даже в самые тяжелые годы мы были в числе привилегированных. Мой отец был знаком с фермерами и многими торговцами. Когда в 1942 году высадились американцы, школа, в которой жили многие солдаты, была в пятидесяти метрах от бара, и конечно, они были выгодными клиентами. Был один капитан, который говорил по-французски. Когда он узнал, чем занимается мой отец, он рассказал ему, что видел фильм о казни на электрическом стуле. Я думаю, что отец водил его посмотреть на казнь. У нас не было недостатка ни в чем: сахар, чай, шоколад… Скажем так, это было нечто вроде добровольного права горсти[17] со стороны его друзей, которые были счастливы знакомству с ним или тому, что они могут присутствовать на казни. Помню, после высадки американцев мы организовали первый бал. Летом 1943 и 1944 мы устраивали балы по воскресеньям с шестнадцати до двадцати часов, потому что были еще тревоги и бомбардировки, и ночью это было бы рискованно. Только в 1945 мы устроили бал до двух часов ночи. Да, в 1945 без разрешения отец организовал первые публичные балы послевоенного периода. И потом каждый субботний вечер и в воскресенье после обеда был большой бал. Конкурс танцев, лотерея, сюрпризы и так далее. И все это без разрешения. В то время под защитой полиции мы одни только могли устраивать эти балы. Мой отец никогда не платил ни авторских прав, ни чего бы то ни было. Ни таких, ни других прав: бал! Для нас это было прекрасным временем, это была прекрасная жизнь. Мы делали что хотели. Просто Дикий Запад!
17