Не надо забывать и о «литературной традиции», которой не упускает из виду и Negri. В самом деле, Либаний и другие его современники, столь основательно усвоившее Гомера, трагиков, комиков, Фукидида и других поэтов и прозаиков поры расцвета афинской республики, представляются нам передатчиками литературного влияния позднейшим поколениям. Совершенно определенные факты литературного стиля знаменуют воздействие этой поры на самые поздние отпрыски византийской литературы. Позволю себе здесь привести первый подвернувшийся пример: В письмах Иоанна Евгеника, одного из ревностных противников унии эпохи Флорентийского собора, опубликованных недавно афинским профессором Ламбросом, в его Παλαιολύγεια καί Πελοποννησιακά [ιν 'Αθήναις–Λενψις. 1912, Τ. Α'), находим неоднократно мотивы, близко напоминающие переписку Либания. Так, ер. 9, Νιχηφόρφ τω πριγκιπι (Νικηφόρος ό Χειλάς cf. Georg. Schol. ер. 9, Λάμπρος, Τ. Β, οελ. 226, Δάμπρος,'Ιοτορία τ. Έλλάδος' Т. VI, 1908, σελ. 895) о передаче Никифору дурного отзыва о нем Иоанна, в чем Иоанн оправдывается перед своим адресатом, напоминает письма Либания Фемистию 60. 1134, Андрониву 1270, о распространении путем сообщения писем посторонним лицам неприязненных отношений. Более заметно сходство с Либанием в ер. 4. Τω Πεπαγωμένφ, p. 158,10: «Окружив себя толпою (χορός, так обычно и у Либания) учеников, говорить здесь о себе Иоанн, во главе коих стоить отличный Ниволай, пригласив и некоторых из друзей своих, и дважды, и трижды я прочитывал письмо с утехой, восхищением и многократными похвалами. Мне не втерпеж было не сделать и их участниками моего удовольствия. А они и сами, беря его в руки и многократно поцеловав, горели желанием прочитать, так сразу захваченные впечатлением его». Эта сцена не напоминает ли вполне те, какие изображает нам Либаний при получении им писем того или другого сановника или ритора? [1]
{1 См. нашу статью «Письма – энкомии ритора Либания»,. 1.}
Выражения восторга перед красотою письма (рукоплескание, κρότος, прыжки, σκίρτημα и т.под.), ер. 10, pg. 168, 14, напоминают подобные у Либания. Многие выражения фигуральные и пословичные в письмах Иоанна могли быть заимствованы у Либания. Так, «весна», «зима», «затишье», «гавань» в ер. 4 (срв. У нас, стр. 479, стр. 461, стр. 480), «золотое письмо» в ер. 10, pg. 167 (срв. у Либания, ер. 102, у нас, стр. 483), пословичное выражение δεύτερος πλοίς, ер. 12, pg. 169, 12 (часто у Либания, у нас, стр. 489). Допустимо, разумеется, другое посредство в традиции стиля, но переписка Либания известна была в ту пору, как видно из письма Луки Нотары Геннадию Схоларию, Λάμπρος, Παλαιολ. και Πελοπ., Т. В' οελ 193; οϊος ηρδς τον μίγαν Βασιλειον και ό θνραθεν σοφιστις Λιβάνίος, СМ. ЭТО указание на подложную переписку у Laube, о. и. 1., pg. 2 η. 3, о Луке Нотаре.
Приложения, так же, как Введение, знакомят читатели с перепиской Либания. При этом я преследовал цель частью дать понятие о разнообразном содержании и значении писем, частью, в I приложении, подготовить материал для характеристики Юлиана Отступника, которая будет дана во Введении ко 2–му тому. Вот личность, близкие отношения к коей Либания значительно возвышают интерес и к нашему софисту. В нашей научной литературе Юлиан обрисован недавно по его сочинениям проф. Ф. И. Успенским, в первом томе его Истории Византии. Мы надеемся, что сообщаемый нами материал, Надгробная речь Юлиану и другие речи и письма Либания, существенно дополнит для русского читателя то, что дает перевод Аммиана Марцеллина проф. Ю. А. Кулаковского. а во 2–ом томе попытаемся дать характеристику императора–философа, привлекши, разумеется, и его собственные сочинения и письма.
С. Шестаков.
Жизнь или о собственной доле.
1. Людей, составивших себе несправедливое мнение о моей доле, и тех, которые говорят обо мне как о счастливейшем человеке, в виду этого шумного одобрения, вызываемого моими речами, и тех, которые называют меня несчастнейшим существом, в виду непрерывных болей и страданий, надо попытаться поправить в их суждениях, из коих каждое далеко от истины, рассказом о прежних обстоятельствах моей жизни и о том, каковы они еще и сейчас, дабы все знали, что боги смешали в моей доле добро и зло и я не являюсь ни самым счастливым, ни самым несчастливым, и да не поразит меня стрела Немезиды.