2. Итак, во первых, если и это содействует счастью, быть гражданином великого и именитого города, пусть посмотрит любой на величину Антиохии, на то, какова она, на какое пространство раскинулась, какие источники ее поят, какие зефиры ласкают. И не видав города, можно все знать о нем по молве. Есть ли какой закоулок материка, моря, куда бы не достигла слава города? В величайшем же городе самым видным оказался мой род, по образованно, богатству, хорегиям, состязаниям, речам, которые отвечают на гнев [1] правителей. 3. Некоторые думают, что мой прапрадед прибыл из Италии, введенные в заблуждение одним сочинением, составленным на языке этой страны. Но он, действительно, мог писать на этом языке, но не был чужеземцем. Его украшало не столько знание италийского языка, сколько дар предсказания, благодаря коему он знал заранее о том, что сыновьям его, красивым, высоким и владеющим даром слова, предстоит погибнуть от меча. Это обстоятельство истощило крупный капитал нашего дома, так что отец мой содержал, жалея их, сестер, бывших на выданье. Деду же по матери, который был важным человеком и ритором, после того как он с трудом избежал подобной же смерти, приключилась кончина от болезни, причем он поручил совет на защиту двум борцам, из которых один окончил жизнь на посту наместника, а другой, отвергнувши такой пост. Итак в жизни этих людей одно дело милостивой судьбы, другое — не такое.
{1 φοραϊς mss. F. πορφύ αις coni Мог ϋύραις β. Anim φ&οραϊς ant δργαις Wyttenb. διαφοραϊζ M.Schmidt Ftiilol. Χ 611 όρμαϊς Gasda.}
4. Взяв жену из такого дома, отец мой, имев трех детей, из коих я был средним, умер, раньше зрелого возраста; получил он в приданое небольшую часть из значительного состояния, и тотчас в распоряжение им вступает отец матери. Мать же, побоявшись недобросовестности опекунов, и, вследствие скромности, необходимости входить с ними в переговоры, сама желая нам быть всем, все прочее попечение сохранила вполне за собою ценою большего труда, а за ученье платила деньги наставникам и не умела сердиться на ленивого сына, считая делом любящей матери никогда ни в чем не огорчать свое чадо, так что большая часть года у меня уходила на прогулки по полям, скорее, чем на ученье. 5. После того как у меня прошло таким образом четыре года, я достиг пятнадцатая года и мною овладела горячая любовь к красноречию, и в такой степени, что утехи полей были забыты, проданы голуби, ручные птицы, страсть к коим способна заполонить юношу, состязания коней, сценические представления, все было в забросе, и чем я особенно поразил и молодежь, и стариков, я воздерживался от посещения тех единоборств, где падали и побеждали мужи, которых можно бы назвать учениками тех трехсот, что были при Фермопилах. Эту литургию отправлял дядя мой но матери и звал меня посмотреть, а я поглощен был книгами. Говорят, что тот софист прорек обо мне задолго то, что и совершилось. 6. Куда же отнесем сиротство? С радостью узрел бы отца достигшим старости, но уверен также в том, что сейчас был бы на другой стезе жизни, когда бы отец мой дожил до седин. Сравнивая же настоящее мое положение с теми профессиями, разумею, заботами по должности сенатора или процессами, или, клянусь Зевсом, даже и троном наместника, нетрудно и так определить, куда правильно должно отнести это сиротство. 7. Но что касается целомудрия моей матери, которая отказала в приеме несчетному числу претендентов, даже тот, кто, сильно падок к наслаждениям, мне кажется, не дерзнет не согласиться с тем, что я принадлежал к числу счастливых детей, если прекрасно жить без – всякой скрытности, а это дает не только личная жизнь каждого, но жизнь тех, кто дали жизнь, потому что многим, проявившим себя безупречными, заграждал уста позор их родителей.
8, Затем, опять-таки, посещение школы лица, изливавшего красоту словес, доля ученика счастливого, а то, что посещал я его не так много, как бы следовало, но, пока исполнял это только для прилики, посещал, а когда меня воодушевляла любовь к учению, уже не имел того, кто должен был мне сообщить его, так как тот поток уже погас, доля несчастного. Итак, тоскуя по том, кого уже не было, и пользуясь руководством тех, кто были, какими то призраками софистов, словно те люди, что питаются ячменным хлебом вместо хлеба высшего качества, так как нимало не успевал, но грозила опасность, следуя слепым руководителям, впасть в бездну невежества, я с ними расстался и, дав отдых душе от творчества, а языку от речей, руке же от письма, занимался только одним, заучивал наизусть произведения древних при содействии человека, одаренного чрезвычайною памятью и способного делать юношей сведущими в красотах тех писателей. И я настолько ревностно был привержен к тому, что, даже когда он отпускал юношей, не покидал его, но и на пути через площадь в руках у меня была книга. Учителю приходилось даже прибегать к настоятельному требованию, которым он в ту минуту явно тяготился, а позднее хвалил. 9. Так прошло пять лет, в течение коих вся душа моя обращена была к этим занятиям, и божество содействовало тому, не прерывая хода ученья никаким недугом, так как и тот, что постиг меня, недуг головы…., он произошел следующим образом [2], Во время чтения Ахарнян Аристофана, я стоял подле сидевшего учителя, а солнце было закрыто настолько густыми облаками, что кто то назвал тот день ночью. Когда же загремел оглушительный удар грома Зевса и он в тот же момент пустил молнию, глаза мои были поражены огнем, а голова оглушена громом. Я думал, что мне не приключилось никакого внутреннего повреждения, но что тревога тотчас прекратится. Но когда я вернулся домой и возлег, дабы завтракать, мне стало представляться, что я слышу тот гром и та молния мелькает по комнате, и страх вызвал испарину и, выскочив из за трапезы, я спасаюсь на ложе. Я думал, что нужно промолчать о том и сохранить то втайне, а не сообщать врачам, чтобы избежать огорчения быть отвлеченным от привычных занятий приемом лекарств и другими средствами врачебного искусства.. 11. Это дало возможность пустить корни тому повреждению, которое в начале, как говорят, без труда было бы устранено. Благодаря этому, бедствие стало моим неразлучным спутником, усиливаясь своим путем и явилось в свою очередь и сюда, претерпевая, правда, некоторые периоды. поворота к лучшему, но не переставая преследовать меня, так зак я тогда, когда оно, кажется, ослабевает, оно не прекращается вполне. Но, как я сказал, кроме этого случая, в остальном я в ту пору не хворал, да и этот случай не помешал мне наслаждаться любимым занятием.