{7 Место с пробелом и порчею в речи. Принимаем восполнѳниѳ Furster'a, s. t}
18. Знаешь ли ты Филагрия [8], того правителя, который и перенес, и избежал ту сильную бурю? Явившись как то в театр, увидав представления среди полного молчания и сам с собою услалившись им, он удалился, и со стороны людей рассудительных встретил одобрение. Слыша, что это древний обычай, он подражал ему, той поре, когда властвовал правитель, а подчиненный повиновался власти, когда процветали доблести, а пороки подвергались преследованию. Поэтому для него лучшая его слава, что это и значило править. И когда впервые он приближался, некоторые из этих людей встречали его с песнью, нечто говорившею о нем. Сказав её начало, они должны были замолчать, так как он заявил, что нимало не нуждается в таких пустяках.
{8 См. т. I, стр. 24, 68 и проч. См. и во Введении.}
19. Желаю, чтобы ты соревновал этому отношению, что бы следовал этим примерам и, в особенности, если возможно, очистил город от этой скверны, а если нет, лишил этот элемент настоящего его могущества. Ты добился бы этого, если бы показал, что стыдишься славословий этих людей.
О снадобьях (orat XXXVI F=XXXV R)
1. Самую жестокую скорбь вызывают у меня замыслы и покушения чародеев на мою душу и тело [1], но немало способствуете унынию то обстоятельство, что, не смотря на ясно определившиеся козни, не смотря на распространение, можно сказать, по всему городу молвы о злодеянии, немало встречается с нами лютей, считающихся нашими друзьями, из коих одни даже не желают .ни говорить, ни слышать об этом предмете, а другие относятся к этим слухам с таким неудовольствием, что недалеко ушли от первых.
{1 См. т. I, стр. 79,1; Введение, стр. LXXIII.}
2. А между тем справедливость требовала бы, чтобы, если бы даже я останавливал их, когда они желали об этом говорить, они не слушались меня и прибегали ко всем уловкам, какие к подобном случае подобают. Но они верны себе, юноши, если показывают себя в таком свете, вас же всякий естественно должен похвалить и за тот гнев, каким вы прониклись по поводу покушения, и за вашу досаду, что вы не знаете виновника его. Мне сдается, вы бы топа не стали выжидать суда и следствия, но, вместо жалобы, прибегли бы все к собственноручной расправе.
3. Но, не будучи в состоянии стряхнуть уз, и стеная по этому поводу, и предпочитая смерть жизни, я боюсь того, как бы некоторые из грядущего поколения, — ведь из нынешнего всякий, полагаю, отлично знаком с моим характером, — слыша о чародеях, о снадобьях и хамелеонах [2], не подумали, что то было делом людей, мстивших мне за причиненное им мною зло, законы преступивших, но поддавшихся при этом естественному увлечению гнева за себя. Но мне приходится побеседовать о себе самом и о том, каков я в отношении в каждому общественному классу [3] в городе. Таким образом оказалось бы, что я не платился за несправедливость, а сам ей подвергся.
{2 О См. orat. I § 249.}
{3 εΰνος срв. т. I, стр. 108,1; т. II, стр. 407.}
4. Среди кого же надо мне искать виновника этого зло-деяния? Среди народной толпы и тех, кто снискивают средства к жизни ремеслами? Но я с ними в таких отношениях, что для одних оказался лучше отца, для других — детей, для третьих — братьев, по ежедневной обходительности и по неоднократной поддержке, отстранявшей от них опасности. Сколько можно было достигнуть во время этих тяжких взиманий криком и гневом, столько было мною сделано и я останавливал бичеванье слабых сильными и проявления безрассудства нанявшихся против своих нанимателей, так что, если кто из них допустил подобную дерзость намою голову, я обижен.
5. Несправедлив поступок со мною и в том случае, если дошел до него это либо из декурионов. Действительно, есть ли кто-нибудь это бы не знал, сколько шагов всегда предпринимаемо было мною и словом, и делом в интересах этой курии, пред начальниками провинций, пред правителями нескольких таковых, пред могуществом префекта, пред самыми владыками всего царства? Кто не знает той непрерывной войны, какую я вел в интересах курии пред лицом, состоявших во власти, тех, кто её благополучие считает собственной бедой, а бедствия её своим счастьем и, превратившись в войско, поражают, хватают, то злословят, то причиняют зло действием? А между тем они завладели большинством её состава, — как? теперь не время говорить, — но они гневаются, что не всем.