ТРЮФФЕЛЬ. Ах, как знать − нашему ли племени достанется эта самая вечность, или её перехватит осатаневший род людской!..
АВТОР. Да будет вам хныкать! При вашем-то пока ещё могуществе!
ТРЮФФЕЛЬ. Какое там могущество! Одни остатки… Вы только себе представьте, Владимир Юрьевич: еду я сегодня на троллейбусе, четырнадцатым вашим маршрутом, а эта хамка водительница…
АВТОР. Мефодий Исаевич! Мой вам добрый совет: никогда не пользуйтесь ростовским общественным транспортом. Да оно вам и не к лицу − ведь вы умеете передвигаться другими способами. И вообще, не пора ли нам вернуться к делу?
ТРЮФФЕЛЬ…а эта рябая и конопатая, крашенная под блондинку водительница и говорит мне… Вы только представьте себе, что она мне сказала!..
АВТОР. Да плюньте вы на всех ростовских водительниц! Да чтоб им всем пусто было!
ТРЮФФЕЛЬ. И вот ведь что обидно: если бы это была наша агентесса, то я бы только радовался, что она так рьяно служит нашему ведомству. Но ведь вижу − не наша! Сущий дьявол, но не нашего производства, а земного!
АВТОР. Господин Трюффель, а не может ли так быть, что и вашим соплеменникам за все их художества среди рода людского тоже причитается неотвратимое возмездие!
ТРЮФФЕЛЬ. Да какие там художества! Мы делаем всё только в рамках нашего высочайшего предназначения! Есть свет, и есть тьма. Есть белое и есть чёрное! Мы обслуживаем тьму! Черноту! Другое ведомство работает на свет и на белизну. Но на кого работают миллионы человеческих выродков?
АВТОР. Не знаю. Но, может быть, сами на себя? Просто создали конкурирующую фирму…
ТРЮФФЕЛЬ. И если мы обанкротимся, то наше место займут другие. Вы ЭТО хотите сказать?
АВТОР. Пожалуй.
ТРЮФФЕЛЬ. Но поймите: во Вселенной не действуют рыночные законы вашей планеты.
АВТОР. Да я с вами и не спорю, просто высказываю предположение. Я всё же думаю, что человек должен оставаться человеком, и не гоже ему вступать в состязание с высшими силами. А впрочем, давайте-ка вернёмся к делу.
ТРЮФФЕЛЬ. К делу, к делу… Ну, давайте − к делу. (Усталый и сгорбленный спускается со сцены к своему креслу.)
АВТОР. Тем более, что теперь недолго остаётся до развязки моей истории. Дальше я как ни силился, а придумать ничего не смог.
ТРЮФФЕЛЬ. Хорошо, хорошо. Показывайте пока, что у вас там получилось, а с тем, что должно быть дальше, и должно ли быть вообще что-нибудь, − с этим мы разберёмся потом. Когда всё будет ясно.
Автор в ответ то ли кивает, то ли кланяется. Наступающая тьма поглощает его.
ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Лето. Солнечный день. Терраса над уже известною нам речкою. Колонны, украшенные зефирами и амурами, вазы с цветами, мебель − всё очень дорогое, оляповатое и с претензией на утончённый вкус. На террасе − все участники этого космическо-земного спектакля. За исключением Базальтова. А также и Трюффеля, который сидит на своём месте в первом ряду зрительного зала и наблюдает за всем происходящим на сцене… Есть тут, кроме того, и несколько новых лиц. У всех этих дам и господ − занятие одно-единственное: отдых. Кто-то любуется красивым речным пейзажем, кто-то играет в карты, кто-то пьёт чай из самовара… Замечательно преобразился Тришка − он теперь разодет в богатую ливрею и, прислуживая гостям, держит себя с достоинством воистину генеральским. На переднем плане выделяется двое молодых господ. Оба настолько безлики, что различить мы их сможем только так: про одного скажем, что он − номер один, а про другого, что он − номер два.
ГОСПОДИН № 1. Какая злая ирония судьбы! Подумать только: я, полный сил и энергии молодой человек − и должен находиться в зависимости от какого-то вздорного Базальтова, которого угораздило заполучить огромное наследство от какого-то вздорного малороссийского гетмана! И стать богатейшим человеком в мире! Ну почему он? О, небо! Дай ответ!.. Не даёт ответа… Почему не я?! Кто виноват в этой ошибке? И что теперь нужно сделать, чтобы исправить её?
ГОСПОДИН № 2. А ничего не делать! Мир устроен неисправимо глупо. Кругом одни нелепости, и стоит ли удивляться ещё одной?