ТРИШКА (чёрным фигурам.) Не рыпаться! (Автору.) Господине! Я всегда знал, что ты услышишь меня. Так же, как я слышал − ведь слышал же! − твой божественный голос в криках Базальтова: "Проснись Тришка! Проснись!" А я всё не мог и не мог пробудиться от долгой спячки, но я знал, я чувствовал, что он кричит мне ТВОИМ, о мой создателю, голосом! Твоим!
АВТОР. Ещё бы не моим! Ведь Базальтов и я − это почти одно и то же!
ТРИШКА. Почти да не почти. Одно да не одно. (Переходя на другой тон, хихикает.) А ведь его там, у нас, − прикокошили, голубчика, всё-таки! Заполучил я все его денежки и − прикончил. Ликвидировал. Пустил в расход… (Мечтательно и сладострастно.) Бывало поработаешь со своим заклятым врагом в подвальчике да в подземельице, побеседуешь с ним на языке плёточки да калёной железочки, да поставишь его потом лицом к стеночке, да постреляешь потом в него − спервоначала, как водится, мимо, для острастки, а уж затем только в цель, а уж только опосля усядешься, бывало, за хорошо накрытый стол − скатёрочка, водочка, икорочка − да выпьешь, да закусишь!.. И такое тепло, доложу я тебе, разольётся по всем жилам!.. И чёрт его знает, если так по-человечески сказать, так хочется жить и жить!.. (Совсем разомлев.) Оно хоть и грешно говорить о покойниках худое, а всё ж глупенький был у меня барин. Не чета тебе. А ты у меня − бог. Вот ты звал меня пробудиться, и я, как видишь, у твоих ноженек и целую твои рученьки.
Целует автору руки.
АВТОР. Ну, это ещё зачем? (Отдёргивает руки.) Ведь я же тебя не бью!
Пытается отойти в сторону от Тришки, но тот ползёт за ним на коленях и норовит облобызать господские ручки.
Встань с колен, собака! И выражайся яснее. Что тебе от меня нужно?
Тришка вставать с колен и не думает.
Ну? Отвечай!
ТРИШКА. Чего нужно-то? (Пересохшими губами.) А всего!
АВТОР. Как, то есть, ВСЕГО? Совсем, что ли, − ВСЕГО? ВСЕГО-ПРЕВСЕГО?
С изумлением и ненавистью смотрит на Тришку и видит: да, тому хочется всего-превсего-превсего.
Ну ты и нахал!
ТРИШКА. Ты только не гневайся дюже, повелителю ты мой и создателю, отче и творче, ну уж больно хочется всего, что только ни есть на свете − и на том, и на этом. Хочется быть всегда и везде!.. Очень, очень сильно хочется! Ну так сделай же! Сотвори! Ведь ты можешь. Что напишешь − то и будет.
АВТОР. Да ты мне все руки обслюнявил! (Закладывает руки за спину.) Дай-то хоть с мыслями собраться… (Думает.) Значит, хочешь ВСЕГО?
Тришка кивает.
И чтоб я у тебя на посылках был − тоже?
Тришка кивает, кивает… А автор подходит к портрету Гофмана, всё пытаясь отогнать ползущего за ним раба.
Поди прочь!.. Да пошёл же ты вон! Дай же мне спокойно помолиться МОЕМУ божеству, посоветоваться с ним, побеседовать. (Грубо отпихивает Тришку, чем приводит в злобное движение его чёрных телохранителей.)
ТРИШКА (своим). А ну стоять, падаль!
Видя, что его приказ выполняется не очень-то охотно и содрогаясь от омерзения к чёрным фигурам, выхватывает пистолет и стреляет в потолок.
Тише, сволота! Хозяин молиться будет!
Чёрные фигуры замирают. Тришка прячет в кобуру сильно дымящийся пистолет, а автор опускается на колени перед портретом Гофмана, молитвенно складывает руки на груди.
АВТОР. Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий, ты один мне помощь и отрада, ты один мне негасимый свет, о, великий и могучий ЭРНСТ ТЕОДОР АМАДЕЙ ГОФМАН! Не будь тебя, как не впасть в отчаяние, при виде того, что творится вокруг. Подскажи мне: что мне делать с этими?.. (Кивает в сторону чёрных гостей. И словно бы слушает то, что ему отвечает Гофман. Кивает в знак согласия.) Понятно. Понятно. Спасибо тебе. Ты всегда был моим самым лучшим другом, моим защитником, моим советчиком. Спасибо, друг. Извини, что отвлёк от более важных дел. (Решительно встаёт на ноги.)
ТРИШКА. Ну? Что велел тебе твой барин? Будет дело, да?
АВТОР. Будет, будет. Сейчас вам всё будет.
ТРИШКА (потирая руки встаёт с колен). Ну, братва, живём! Теперича мы покажем, чего мы умеем делать, если развернёмся да по-настоящему! Довольно шутки шутить! Пошутковали и будет с нас! То-то позабавимся мы нонче! То-то разгуляемся!