Мальчик ухватил Пирса за рукав. Тот с раздражением посмотрел на маленькую ручонку, измявшую рукав его нового пиджака.
— Простите, — сказал Джорджи, отпуская рукав и старательно разглаживая ткань.
— Я пойду с вами, но не стану раздеваться перед этими длиннорукими старикашками-продавцами.
— Длиннорукими? — Рассмеявшись, Пирс слегка щелкнул паренька по шляпе. — Никогда не слышал, чтобы их так называли. Но ты можешь не беспокоиться. Владелец магазина женат, у него есть дети.
— А вы откуда знаете?
— Он живет вместе с семьей в квартире под магазином. Сегодня утром я думал, что обвалится крыша, такой стоял шум и грохот.
— И все равно, я ни перед кем не стану раздеваться и одеваться.
— Оденешься сам. Там есть для этого кладовая. Когда они вошли в магазин, над дверью зазвенел звонок. В магазине было все необходимое, чтобы одеть джентльмена с ног до головы. Пирс, как обычно, с удовольствием вдыхал аромат свежевыкрашенной шерсти и льна, смешивавшийся с запахом новой кожи.
Их встретил безукоризненно одетый итальянец, который обслуживал Пирса утром. Он широко улыбался посетителям, поправляя строгий сюртук.
— Мистер Кингстон, добро пожаловать. Я вижу вы привели с собой молодого человека. Очень хорошо. У меня есть прекрасные костюмы для юношей.
Итальянец сопровождал свою речь энергичными взмахами коротких рук. Глядя на него, Пирс с трудом удержался от смеха, вспомнив, как Джорджи описывал мужчин, отдававших предпочтение мальчикам.
— Ну, что же, давайте взглянем на них, — обратился Пирс к портному.
— Сюда, пожалуйста.
Пирс подталкивал перед собой упирающегося мальчишку. Они шли за портным мимо вешалок с мужскими костюмами. Портной подвел их к столу, на котором лежало несколько готовых пиджаков и брюк меньшего размера, а также нижнее белье. Покопавшись в костюмах, Пирс выбрал пару синего цвета с блестящими пуговицами. Покрой напоминал морскую форму. Пирс сунул одежду пареньку.
Итальянец ухватился за потрепанную коричневую куртку Джорджи.
Мальчик отскочил в сторону и метнул на Пирса возмущенный взгляд.
— Может ли мальчик переодеться сам? Он немного смущается.
— Конечно, конечно, — с усталой улыбкой портной открыл находившуюся сзади дверь и отступил в сторону.
Джорджи прижал к себе одежду, проскочил мимо Пирса и плотно захлопнул дверь.
Пирс только усмехнулся про себя, наблюдая, как храбрый маленький забияка мгновенно превратился в испуганного цыпленка. Он подошел к полкам с мужской обувью. У Джорджи были очень маленькие ноги. Пирс надеялся, что сможет подыскать для мальчика какую-нибудь подходящую обувь.
Рассматривая туфли и ботинки, Пирс снова вспомнил прошлый вечер. Несмотря на то, что его постигло огромное разочарование и он так и не нашел свою капризную красавицу-южанку, чей образ преследовал Пирса днем и ночью, он не мог забыть горького отчаяния мальчика, так доверчиво прильнувшего к нему.
Пирс все еще чувствовал рядом с собой хрупкие плечи мальчика, сотрясавшиеся в беззвучных рыданиях, ощущая на своей груди тепло маленькой головки. Теперь он будет обращаться с мальчишкой более ласково. Следует не забывать, что за дерзкими словами и упрямством скрывался всего лишь отчаявшийся и испуганный мальчик.
Когда мальчик вошел в комнату, Пирс подобрал ему пару черных туфель на шнурках, которые подходили ему по размеру. Элегантный пиджак и брюки полностью преобразили мальчика. Перемена была просто удивительной. Если бы не шляпа с обвислыми полями, Джорджи вполне можно было принять за юного джентльмена.
Пирс сорвал с головы мальчика этот шокирующий добропорядочную публику предмет.
— Эй! — Джорджи попытался вырвать шляпу, но Пирс поднял ее высоко вверх.
— Мистер Ди Марио, будьте добры, избавьте нас от этого хлама.
— Ни за что! — Джорджи подпрыгнул, пытаясь дотянуться до шляпы. — Она мне нужна!
С трудом сдерживая мальчишку, Пирс отдал предмет спора владельцу магазина, который тут же вышел из комнаты, брезгливо ухватив шляпу двумя пальцами.
Не давая мальчишке вырваться, Пирс подошел к верхней полке и снял с нее синюю матросскую шапочку с белой полоской, а затем подтащил Джорджи к зеркалу. Он натянул щеголеватую шапочку на копну медно-рыжих волос. — Ну, признайся честно. Ведь теперь ты выглядишь в сто раз лучше.
Джорджи скривил лицо в свою обычную гримасу.
— Я выгляжу, как один из этих мерзких богатеньких недоносков.
— Именно так. И это лучше, чем быть грязным замухрышкой. Посмотри-ка, я нашел для тебя пару маленьких туфель. Примеряй, подойдут ли они тебе. — Пирс подвел Джорджи к табурету и поставил рядом туфли.
Пирс притворился, что разглядывает витрину с запонками и булавками для галстука, а сам в это время украдкой следил за мальчиком.
Джорджи наклонился и стал одевать туфли. Его глаза были опущены, а длинные ресницы придавали лицу мальчика удивительно умиротворенное выражение. Теперь, когда не было видно дерзкого взгляда золотисто-карих глаз, лицо мальчика с нежной загорелой кожей выглядело очень нежным и ранимым. Это впечатление не могли уменьшить даже густые изогнутые брови. Пальцы, завязывающие шнурки, были тонкими, как у девушки. Просто невероятно, как он был в этот момент похож на Лак.
Пирс совсем забыл о мальчишке и погрузился в воспоминания о своей возлюбленной. Она стояла в роскошном платье красновато-коричневого цвета у входа в огромный зал.
Это был их дом, его и Лак. В одной руке Лак держала кокетливый кружевной веер, а в другой приветствовала толпу элегантно одетых гостей.
…Головокружительный водоворот ее пышных юбок, грудной смех, когда Пирс увлек ее в вихре вальса по натертому до зеркального блеска полу, в котором огни горящих люстр отражались почти так же, как и в зеркальных стенах. Пирс кружил свою любимую Лак в стремительном вальсе, и каждый уголок просторного зала отражал ее неповторимую красоту и грацию. Он не мог ошибиться, глаза Лак светились любовью.
Потом Пирс представил, как они вдвоем скачут на лошадях по покрытым густой травой холмам, на которых еще не высохла роса, волосы Лак развеваются на ветру, лицо горит от возбуждения. Она скачет рядом с Пирсом на элегантной серой кобыле, которая так же прекрасно подходит Пегасу, как и Лак ему самому.
Необходимо найти Лак. Она должна принадлежать ему. Когда она будет рядом, он сможет забыть всю прежнюю боль. Забыть обвинительный тон директора, когда этот сморщенный человечек объявил Пирсу о его немедленном исключении… а потом сообщил о скандальных причинах, вызвавших такое решение. Забыть о горечи поражения в глазах матери, когда она подтвердила, что не только не была замужем за его отцом, которого звали не Кингстон, а Лэйндж, но что она была рабыней отца Пирса, пока тот не освободил ее после рождения мальчика.
Работорговец с Ямайки преднамеренно свел ее родителей, чтобы у ребенка была светлая кожа, затем мать Пирса обучили искусству быть идеальной белокожей рабыней и любовницей.
На вид она была белой женщиной, однако в ее документах было указано, что восьмая часть ее крови негритянская, и поэтому по закону ее могли покупать и продавать, как обычную чернокожую рабыню, только стоила она в десять раз дороже. Только самые богатые рабовладельцы могли позволить себе такую роскошь, еще меньше было таких, которые считали себя достаточно богатыми, чтобы дать такой рабыне свободу.
Именно так и поступил отец Пирса в тот день, когда Шини Кингстон родила ему сына. Это было одно из его немногочисленных проявлений милосердия по отношению к матери Пирса.
После того, как в течение многих лет Пирс считал себя законным наследником известного во всей Луизиане бизнесмена, в тот роковой день он лишился всего и стал «желтокожим ублюдком», которого презирали аристократы-южане. Пирсу было тогда шестнадцать лет. Он вполне подходил для того, чтобы развлекать пресыщенную публику, но его самого развлекать никто не хотел. Хорош для флирта со скучающей матроной, но совершенно непригоден для ее незамужней сестры.