Джорджи поднялась и подошла к оставленному открытым окну. Она надеялась, что легкий ветерок поможет ей перенести зной. Днем ей пришлось уйти в каюту раньше, чтобы спрятаться от раскаленного влажного воздуха. Джорджи была слишком тепло одета, так как в Сан-Франциско дул ветер с океана и стояла прохладная погода. А теперь судно медленно двигалось вверх по реке Сакраменто, и с каждой милей становилось все жарче и жарче.
Джорджи посмотрела на берег в надежде увидеть какую-нибудь деревушку, но кругом было пустынно, и только последние лучи угасающего солнца бросали золотые и оранжевые отблески на одинокое кукурузное поле. Чуть правее стоял белый каркасный дом с амбаром и двумя сараями. Больше вокруг них не было ничего, кроме двух старых корявых дубов. В этом уединенном месте «Сенатор» бросил якорь на ночную стоянку.
В окне дома мелькнул и загорелся свет, придавая ему жилой вид.
После безумной суматохи Сан-Франциско и заполненного пьяными орущими золотоискателями парохода, маленькая сонная ферма казалась столь же неуместной для Калифорнии, как и сама Джорджи.
Хотя Джорджи провела долгие годы на реке бок о бок с отцом и братьями, разделяя все их трудности и радости и не обременяя себя пышными юбками с кринолином и корсетом, она знала, что такая жизнь не может продолжаться вечно, когда-нибудь ей придет конец, который она была не в силах предотвратить, так же, как не могла помешать закату солнца. Джорджи грустно посмотрела на запад, где еще виднелись последние отблески угасающего солнца. Завтра наступит новый день, и снова взойдет солнце, а она будет по-прежнему за тысячи миль от своей семьи. Ей пришлось выйти замуж за человека, который никак не мог смириться с тем, что Джорджи не соответствовала его представлениям о настоящей леди. За это он презирал ее еще больше, чем за обман. Пирсу было наплевать, что у нее разрывается сердце при мыслях о несчастном отце. Его надо найти во что бы то ни стало. Но Пирс всегда думал только о себе. Правда, теперь к этому прибавились мысли о будущем ребенке и о любимой лошади.
Настроение Джорджи становилось все мрачнее и мрачнее. Ей пришло в голову, что прогулка по палубе может немного развеять меланхолию. За неимением ничего лучшего, можно пройти по изрядно потрепанной, но претендующей на шик посудине. По крайней мере, она пробуждала в душе приятные воспоминания.
Джорджи отошла от окна, и решила одеться. И тут ее взгляд упал на корсет, брошенный на крышку чемодана.
— Проклятие! При одной мысли о корсете заболели ребра.
Однако Джорджи хорошо знала, что корсет является неотъемлемым атрибутом в наряде уважающей себя леди. Но что касается груды нижних юбок…
— Будь я проклята, если нацеплю на себя весь этот хлам в такую жару. Я же не самоубийца!
Она отшвырнула в сторону все, кроме юбки с кринолином из легкой воздушной ткани. Джорджи шагнула в обруч и подтянула юбку вверх. Когда она возилась с завязками на талии, то заметила полосатый пиджак и жилет Пирса, которые были аккуратно уложены на его чемодане.
— Безупречен, как всегда, — с раздражением подумала Джорджи.
И тут ее осенило, что Пирс ушел, когда она спала. Она недовольно фыркнула. Скорее всего, он уже вернулся и сейчас поглядывает, не сбежала ли она.
— И наверное, — сказала она нарочито громким голосом, — он в этот момент сидит за дверью и караулит меня. — Она подбежала к двери и распахнула ее настеж.
Пирса не было. К счастью, в коридоре вообще никого не было. Джорджи совсем забыла, что стоит в одном белье.
Выругавшись про себя, она со стуком захлопнула дверь и подошла к чемодану, чтобы достать одну из легких верхних юбок, купленных накануне.
— Не похоже, чтобы он стал мне доверять. Мне чуть ли не пришлось подписывать кровью клятву, чтобы войти сюда и немного вздремнуть.
Размышляя о причинах отсутствия Пирса, Джорджи достала из чемодана канифасовое платье в зеленую полоску. И если бы в этот момент они не плыли по вонючему, заросшему камышом болоту, он бы никогда на это не согласился.
Стараясь выместить на чем-нибудь свое зло, Джорджи изо всех сил тряхнула платье.
— Он мне никогда не верит.
Почувствовав всю смехотворность такого обвинения, Джорджи рассмеялась. Разумеется не верит. Он был бы последним идиотом, если бы поверил, что Джорджи не сбежит при первой же возможности к отцу. При мысли об отце ее смех оборвался. Наверное, бедняга по ней страшно скучает. Не то что Пирс. Он бесчувственный, как каменная стена и ни в ком не нуждается. Во всяком случае, ему не нужен острый на язык пароходный юнга.
— Нет, мы с ним не пара. Я никак не вписываюсь в его распланированное до мельчайших подробностей будущее.
Ну, как ее угораздило влюбиться в этого самодовольного индюка? Все, что ему нужно — это смазливая дурочка, чтобы покрасоваться перед приятелями и пустить им пыль в глаза. Все мужчины одинаковы. Поделом ей. Но она хорошо усвоила урок и никогда больше не посмотрит ни на одного мужчину и, тем более, не подпустит его к себе ближе, чем на десять футов.
При мысли о том, что они никогда не будут с Пирсом вместе, решимость Джорджи заметно уменьшилась и перешла в глубокую печаль. Разве можно убежать от любви и забыть страстный нежный порыв, соединивший их однажды.
— И потом, ведь есть его ребенок. Он живет во мне, — Джорджи вздохнула и положила руки на живот. — Очень скоро маленькая жизнь, теплившаяся в ней, приобретет реальную форму и с каждым днем будет давать о себе знать все сильнее.
К тому времени, как Джорджи закончила одеваться и вышла на опустевшую нижнюю палубу, воздух наполнился шелковистой прохладой, а на небе мерцало множество ярких звезд. На палубе горел единственный фонарь, и в его тусклом свете ночь казалась божественно прекрасной. Ее тихое совершенство нарушали громкие голоса и бренчание рояля, доносившееся сверху из салуна.
Джорджи вздрогнула при звуке нескольких фальшивых голосов, затянувших популярную песенку:
— Девушки из Буффало, выходите погулять и поплясать при лунном свете.
Джорджи ускорила шаг, чтобы уйти подальше от раздражающих слух криков. Когда наконец гам смолк, она остановилась у борта и стала смотреть на дрожащие огни парохода, отражающиеся в медленном течении реки. Кругом царили покой и умиротворение.
— Четыре! — донесся вдруг громкий вопль откуда-то с носа парохода. — Дай-ка мне еще четыре!
Джорджи посмотрела туда, откуда слышался крик, и увидела группу мужчин, игравших в карты. Она никогда не могла понять, почему мужчинам так не терпелось поскорее спустить заработанные с таким трудом деньги.
— Хотя бы жизнь их чему-то научила. Не тут то было. Во всяком случае, отца исправит только могила. — Невесело размышляла Джорджи.
Она повернулась и пошла на корму, а потом к другому борту. Там ей встретилась молодая пара. На даме была одета такая же широкая юбка колоколом, как и на Джорджи. Она опиралась на руку одетого с иголочки джентльмена, который даже здесь носил цилиндр. Джорджи слышала, как они весело болтали, а потом остановились и посмотрели друг другу в глаза. Казалось, они были одни на всем белом свете. Мужчина нежно обнял девушку за плечи и наклонился к ее уху. Должно быть, он сказал что-то забавное, потому что его спутница весело рассмеялась.
Джорджи грустно прошла мимо. Наверняка они тоже были молодоженами. За долгие годы, проведенные на реке, она видела сотни молодых пар, проводивших свой медовый месяц на пароходе ее отца. Джорджи почувствовала щемящее душу одиночество, сменившееся завистью к самой себе.
Она прошла еще несколько метров, с каждым шагом жалея себя все больше и больше, а потом остановилась. Джорджи невольно оглянулась на молодую пару и увидела, как мужчина поцеловал свою жену в губы, а она крепко прижалась к нему и обняла за шею. Джорджи с завистью смотрела, как счастливы эти двое влюбленных…
От обиды у нее сдавило грудь, по щекам катились крупные слезы. Пирс должен был быть вместе с ней, гулять по палубе, рассказывать смешные истории и целовать в губы. А вместо этого она стоит на палубе в полном одиночестве и подглядывает за чужим счастьем.