Речная лилия
Посвящается Наташе и бабушке Люде.
То лето выдалось сложным. Мне пришлось вернуться в наш деревенский дом, чтобы ухаживать за больной бабушкой. У остальных родственничков не было такой возможности. Муж приезжал ко мне вечером в пятницу и уезжал в понедельник утром, ему нужно было работать. Я же страдала от жары, работы в этом чертовом огороде и бабушкиных странностей. Она с трудом передвигалась и обходила себя, почти не помнила меня и свою жизнь, витая где-то в своих выдуманных мирах. Бабушка медленно угасала, а я сходила с ума вместе с ней, не веря в то, что происходит. Вроде бы, вот она — моя бабушка, внешне та же, только сильно похудела, а как заговорит — все, другой человек. Ничего не помнит, ничего не знает, меня уже почти не узнает, часто путая с моей сестрой. Единственное, что хоть немного помнит бабушка — давние, прошедшие дни. Она вспоминает то свое детство, то эпизоды моего. И часто спрашивает о сестре: «Танюша, а где же Лилечка? Пора обедать! Позови ее».
Вот только сестры давно уже нет. Лиля умерла, когда ей было шесть лет, а мне всего четыре. Утонула в речке, запутавшись в стеблях кувшинок. Она рано научилась плавать и безумно любила эти цветы — желтые и особенно белые, с их большими листьями, плавающими по водной глади. Лиля любила все лилии и водяные, и садовые, потому что они назывались ее именем, но белые водяные лилии ее особенно манили. Речка возле нашей деревни была вся ими устлана и родители нам, детям, запрещали к ним плавать, чтобы не запутались. Зато на лодке папа часто нас катал и это было волшебно — плыть по скользящей темной поверхности, прорезаясь сквозь эти чудные цветы. Лилю манили кувшинки, она любила опускать руку в воду и касаться ею цветов, пока мы плыли. Я же наклоняться боялась, да и папа мне не разрешал, мала еще была.
Однажды Лиля в очередной раз ослушалась родителей. Она не раз уже пыталась доплыть к лилиям на середине реки, и я всегда поднимала крик и кто-то из взрослых ее замечал и заставлял вернуться обратно. Я снова заметила, что она плывет, куда не следует, и закричала. Тот августовский день был пасмурный, прохладный, и других детей, равно как и взрослых, на берегу не было. Мы же с ней всегда любили приходить к реке, мы любили воду. Поняв что никто из взрослых меня не слышит, я, испугавшись за Лилю, побежала домой, чтобы найти родителей. Мы вернулись обратно быстро, вот только Лили нигде не было видно.
«Она точно полезла в воду, Танюша? — ласково спросила меня мама. — Может, она где-то под кустом от тебя спряталась?»
«Точно!» — я активно закивала головой.
Папа бросился в воду прямо в одежде, только скинул обувь. Мама звала Лилю по имени, надеясь, что она все же где-то спряталась, решив нас разыграть. Тщетно. На наши крики сбежались некоторые из соседей и тоже подключились к поиску. Спустя несколько тягостных часов ожидания мужчины вытащили тело сестренки из воды. Она как будто спала. Я не сразу все поняла, так как была мала, даже, помню, обрадовалась, что ее нашли, пока мама не закричала. Тот крик смертельно раненого зверя я запомнила на всю жизнь. Больше мама никогда при мне не плакала.
Как-то очень быстро мы перестали говорить о сестре, дабы не бередить раны. Взрослым было тяжело, а я не понимала толком, что такое смерть и поначалу все спрашивала, когда же сестренка вернется. Эти вопросы отдавались болью в глазах родителей, они пытались мне все объяснить, но мне было сложно понять и я перестала спрашивать. Со временем сестра осталась лишь отголоском воспоминания в моей памяти. Смутной картинкой, полузабытым сном. Было легче о ней не думать. И вот теперь бабушка начала о ней говорить. Ее слова вскрыли старые раны.
Лето тянулось невыносимо долго.
Тяжело принять смерть близкого человека, но еще тяжелее жить рядом с умирающим, зная, что его кончина близка. Я видела, как день за днем уходило время бабушки, как она угасала, таяла на глазах. В августе ее не стало. Через пять дней после годовщины гибели сестры. Она умерла ранним вечером на моих руках, в окружении двоих своих старых подруг. Я долго не могла поверить, что она перестала дышать, шевелиться, ее глаза все так же были открыты, но смотрели в потолок невидящим, стеклянным взглядом.
На похоронах старухи шептались, что не к добру это — смерть с открытыми глазами. Одни говорили, что такие покойники вскоре забирают за собой своих родных, другие — что дух умершего будет преследовать после смерти и являться живым. Пару раз мужчины на них шикали и они затихали, но в голову мою крепко врезались эти мысли.
Возвращаться в душный город после похорон мне не хотелось. Муж взял отпуск и мы остались в бабушкином доме. Я глупо, по-детски, надеялась, что смерть ее была неправдой и вот сейчас она войдет в дверь, весело щебеча, и предложит нам своих фирменных блинчиков со свежей малиной, размятой с сахаром. Как же я любила их в детстве! Ни у кого такие особенные блинчики больше не получались, только у бабушки. И вот теперь ее нет. Днем нет, но стоит мне заснуть, как она появляется — живая и здоровая. Эти сны такие яркие, такие реальные, что после них я еще полдня хожу как мешком прибитая. Тяжело возвращаться в реальность, где ее нет.