— Держи руки при себе, Пирс Кингстон! — прошипела Жоржетта, вырываясь. — Они уже достаточно натворили этой ночью!
Прежде чем он сумел снова привлечь ее к себе, она подбежала к двери и распахнула ее, впустив в каюту немного блеклого вечернего света.
— Я не могу оставить тебя в таком состоянии, — уговаривал Пирс. — Поверь, ничего страшного не случится. Мы поженимся, и все образуется.
— Но сейчас ты должен уйти!
Пирс приблизился. Жоржетта плотнее закуталась в одеяло, пытаясь защититься от его обаяния. Возможно, именно об этом он и подумал, потому что улыбнулся ей как ни в чем не бывало.
— Утром я вернусь.
— Я… меня здесь уже не будет!
— Конечно, ты будешь здесь.
Он наклонился и поцеловал ее, и, видит Бог, она не могла ничего с собой поделать и ответила на поцелуй, просто потому что эти губы впервые в жизни заставили ее ощутить себя женщиной. Ее своенравные руки обвили шею Пирса, а вероломное тело прильнуло к нему как можно теснее.
С пассажирской палубы донесся смех, где-то хлопнула дверь. Эти звуки сразу вернули Жоржетту к действительности. Она отпрянула и больно ударилась поясницей о ручку двери.
В слабом свете звезд было видно, что взгляд Пирса направлен вниз. Этого еще не хватало: она выпустила одеяло и теперь стоит в дверях каюты в чем мать родила! Жоржетта прикрыла руками сначала грудь, потом низ живота. Пирс молча поднял одеяло и укутал ее, потом легонько подтолкнул в каюту.
— Спи сладко, любовь моя, — пожелал он и вышел.
Смущенная Жоржетта протянула руку, собираясь закрыть за ним дверь. Он удержал ее:
— Прежде чем я уйду, мне нужно кое-что сказать тебе.
— Что именно? — спросила она.
— Ты — самая прекрасная девушка в мире, Ласточка.
С этими словами он повернулся и пошел прочь. Ночная тьма поглотила его, а Жоржетта застыла, прижимая руки к груди.
Сокровище. Именно это слово крутилось в голове Пирса, когда он спускался по крутой лесенке на пассажирскую палубу, застегивая верхнюю пуговицу рубашки. Ласточка оказалась драгоценностью, бриллиантом самой чистой воды, каждая грань которого сверкала и искрилась. Даже довольно неожиданная сторона ее натуры — «папина дочка» — не оттолкнула, а лишь позабавила его. Пирсу не терпелось поскорее уладить свои дела и попросить руки этой во всех отношениях необыкновенной девушки.
На пассажирской палубе он повернул в сторону своей каюты, но был остановлен окриком «Эй, вы!» за спиной. Он замер, повернулся и увидел в дверях пароходного салуна какого-то уже немолодого человека в капитанской фуражке.
Отец Ласточки! Должно быть, видел его у дверей ее каюты! Пирса охватило нелепое желание спастись бегством, потом более разумное — проверить, все ли пуговицы застегнуты. Он кое-как совладал с обоими и направился к капитану Пакуину, впервые в жизни понимая, как чувствует себя приговоренный к смерти при виде гильотины.
— Это вы мне?
— Вам, если вы и есть Пирс Кингстон, — сказал капитан с таким сильным южным акцентом, что Пирса передернуло.
Судя по тому, как он стоял — привалившись к притолоке и скрестив руки на груди, — отец Ласточки знал о нем все, начиная с места рождения до постыдных обстоятельств этого события.
— Это я, — признал он с сокрушенным вздохом, останавливаясь в паре шагов от капитана.
— Значит, вы и есть тот, кто сегодня обобрал весь этот городишко. Небось разбогатели, а?
Пирс ожидал всего, чего угодно, только не такого начала, и совсем растерялся:
— Что? А… да, вышло неплохо.
— Хотите знать, что меня удивляет, мистер? Что с такими деньгами вы не отправились прямиком за карточный стол. Нехорошо. Нельзя гневить судьбу, надо бы дать добрым людям шанс отыграться.
Только тут Пирс заметил, что капитан едва держится на ногах. От него разило виски, белки темных глаз были налиты кровью.
— Надеюсь, общество на меня не в обиде. Просто у меня были другие планы на этот день.
— Да? — удивился капитан.
По всему выходило, что он понятия не имел о случившемся между Пирсом и его дочерью.
— Вы что же, не были на скачках? — осведомился Пирс осторожно.
— Не мог. Был занят. Но все равно кое-что потерял на этой чертовой кляче! Как джентльмен джентльмену предлагаю вам небольшую партию. Что скажете?
«Он не только не знает, — с громадным облегчением подумал Пирс, — но даже и не подозревает». На этот раз его улыбка была широкой и дружелюбной:
— Я совсем не против небольшой партии. Подробности обсудим за столом.
Жоржетта проснулась, когда пробило восемь склянок. С минуту она лениво потягивалась, чувствуя лишь необычайную легкость во всем теле. Потом пришли воспоминания, но не стерли с ее губ улыбки. Впервые в жизни она проснулась совершенно голой, после близости с мужчиной, и должна была, наверное, чувствовать себя пристыженной и виноватой, на деле же чувствовала себя необыкновенно счастливой.