— Ты никогда не видела меня за картами, так какого черта ты постоянно пытаешься выставить меня шулером?
Что ж, это был хороший вопрос. В глубине души Жоржетта знала, что не права, но врожденное упрямство не позволило признаться в этом.
— Вывод напрашивается сам собой! — с вызовом ответила она. — Если бы ты играл честно, то проигрывал бы хоть иногда. Или ты продал душу дьяволу за удачу?
— Проигрывает тот, кто плохо играет, — отрезал Пирс, — а я отличный игрок! Что до того, что я продал душу, будь это так, все было бы при мне — и лошадь, и такая Ласточка, какую я выдумал.
— Значит, ты не продавал душу? В таком случае ты должен был бы проиграться хоть раз. Я что-то о таком не слыхала!
Жоржетта пренебрежительно повела плечами, и почти расстегнутое платье едва не соскользнуло. Она успела вовремя подхватить его. Это было сделано ненамеренно, но удачно отвлекло внимание Пирса. Когда он заговорил снова, тон его был гораздо спокойнее:
— Ты наверняка шарила в моих вещах раз десять. Видела ты среди них крапленые карты или что-нибудь подобное? Или, по-твоему, я повсюду хожу с полными рукавами карт, просто на всякий случай?
— Не знаю, как именно, но ты жульничаешь!
— Это мне ни к чему. Я играю всю сознательную жизнь и просто успел набить руку. Когда я играю, я помню все сделанные ходы и могу предугадать те, что будут сделаны. К тому же другие обычно пьют за игрой, а я никогда.
— В таком случае ты пользуешься слабостями других! Поощряешь их к выпивке, чтобы потом с легкостью обобрать. Короче говоря, я больше не чувствую себя виноватой перед тобой. Мы одного поля ягоды, и хватит попрекать меня маскарадом!
Жоржетта наклонилась подобрать с пола хлеб, а когда выпрямилась, встретила ироничный взгляд Пирса.
— Значит, до сих пор ты стыдилась? Верится с трудом. У дочери Луи Пакуина не может быть совести.
— Не смей так говорить о папе! — крикнула девушка, размахивая ломтем хлеба перед его лицом. — Не тебе судить его! И вот что я тебе скажу, Пирс Кингстон: я собираюсь вернуться…
— Забудь об этом! Я не позволю тебе, беременной моим ребенком, вернуться в этот Богом проклятый штат!
— Богом проклятый штат? Это ты о Луизиане? Значит, ты не гонишься за Блэквеллом, а бежишь от чего-то, что мешает тебе вернуться в Новый Орлеан? Ага! Я по глазам вижу, что угадала!
— Ты всегда видишь по моим глазам то, что можно использовать против меня. Да что с тобой говорить! Мы никогда не поймем друг друга, для этого я недостаточный лгун и интриган.
Он вдруг отвернулся, уселся на двойную койку — единственную койку в каюте — и начал разуваться.
— Что это ты делаешь? Собираешься раздеться? У меня на глазах?
— Как будто такого не случалось, — насмешливо произнес Пирс и добавил с сарказмом: — Жорж, мой мальчик!
— Я всегда отворачивалась!
Жесткая линия его рта смягчилась, потом губы сложились в усмешку.
— Ну, разумеется!
Он сбросил один ботинок и взялся за другой. Жоржетта поспешно застегнула верхнюю пуговку на спине и сделала шаг к двери.
— Ты куда?
— Подожду у двери. И надо сказать кому-нибудь, чтобы принесли тюфяк — я буду спать на полу.
— Из каюты ты не выйдешь.
— Мы уже обсуждали сегодня, каковы будут границы моей свободы, и я дала слово, что не сбегу, если ты пообещаешь не досаждать мне своим надзором!
— Да уж, если ты обещала, значит, так оно и будет! — Пирс расхохотался, потом вернулся к ботинку. — Неужели ты не понимаешь, глупышка, что этот пароход полон мужчин, плывущих туда, где женщин почти нет? Только представь себе, что может случиться. Лучше поужинай и ложись. День был долгим и утомительным.
— Значит… значит, ты не вернешься к игре? — воскликнула девушка в ужасе.
— Карточная игра — для меня работа. На сегодня я поработал достаточно и нуждаюсь в отдыхе.
— Ты снизойдешь до того, чтобы разделить постель с лживым отродьем Луи Пакуина?
Пирс стянул второй ботинок и несколько мгновений покачивал его на руке, словно собираясь запустить в нее. Глаза его были холодны, губы снова крепко сжаты. Наконец ботинок со стуком упал на пол.
— Закончим этот разговор. Просто не пытайся выйти за эту дверь, и все будет в порядке.
Жоржетта страстно желала отдалиться от Пирса как можно дальше, но в небольшом помещении это было невозможно. Честно говоря, способ был: никто, кроме них, не взял каюту — значит, остальные пустовали. Нужно было просто есть помедленнее, выиграть время, пока муж уснет, а потом перебраться в соседнюю. Жоржетта решила, что долго ждать не придется, раз уж прошлую ночь Пирс провел на стуле с жесткой спинкой. Ночью она несколько раз просыпалась и видела, как он меняет позу, тщетно пытаясь устроиться поудобнее. Тогда ей было даже жаль его — и напрасно.