Ответ пришел сам собой. Он не будет одинок. Розалинда поможет ему перебороть наследственность, чтобы их дети не страдали. Хэл переместил взгляд на жену и прищурился. Может ли он пойти на риск? Вернее, может ли он продолжать отказывать женщине, которую любит больше жизни?
Обдумывая свои возможности, Хэл нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
В тот вечер Розалинда изо всех сил держалась за столбик своей чипендейловской кровати красного дерева, пока Нелли О'Хара, младшая сестра дорогой Бриджит, затягивала ее корсет. Даже год спустя ее тело по-прежнему предпочитало простор мужской одежды, упрямо отказываясь принимать модные женские формы.
Нелли, не говоря ни слова, затягивала шнуровку. Как и ее покойная сестра, она была превосходной горничной, но в отличие от Бриджит старалась по возможности хранить молчание.
Прислонившись лбом к высокому столбику в изножье кровати, Розалинда закрыла глаза. Она была уже полностью одета, не хватало только перчаток и великолепного парижского платья. В прическе, украшенной блестящими накладными локонами, сияли бриллианты ее матери, по ногам мягко струился тонкий шелк нижней сорочки и юбок.
На сегодняшнем банкете она должна выглядеть лучше всех, ибо впервые предстанет перед обществом в роли миссис Генри Линдсей в городском доме Скайлеров в Манхэттене, куда ожидалось прибытие миссис Грант и миссис Шерман. Все старейшины нью-йоркского общества с энтузиазмом отнеслись к приглашению Розалинды. К счастью, Виола тоже обещала присутствовать.
Банкет устраивался в честь посвящения Хэла и Донована в члены «Перикла», самого старого и престижного частного мужского клуба Нью-Йорка. По традиции жены вновь принятых членов устраивали прием для жен постоянных членов, в то время как мужчины проводили официальную церемонию посвящения своих новых товарищей. Поскольку возглавлять церемонию согласились президент Грант и генерал Шерман, их женам надлежало находиться на женском банкете, что делало это событие наиболее значимым явлением года в жизни общества.
Почувствовав, что шнуровка корсета внезапно ослабла, Розалинда обернулась:
– Что ты делаешь, Нелли?
И тут увидела вскинутые брови мужа. Цицерон проворно вскочил на кушетку под портретом красавицы в бархате и перьях кисти Рейнолдса.
– Я не Нелли, а туго затянутая ты не сможешь свободно дышать. Мне больше нравится, когда ты мягче и нежнее, а твои податливые формы наполняют мои ладони.
Хэл был ослепителен в форме флотского офицера – в безукоризненно белой рубашке, хорошо отутюженных брюках из синей шерсти и начищенных сапогах. Не хватало только форменного кителя с золотыми галунами, но его великолепное тело с восхитительными мускулами являло неотразимое зрелище даже в рубашке.
Розалинда одобрительно вздохнула, ощутив прилив сладострастия, ставшего еще сильнее после года супружества. Ее грудь в клетке корсета немедленно затвердела.
Она отвернула лицо к кровати и закрыла глаза. Через несколько минут она должна спуститься вниз. Капитан Линдсей, вероятно, уже мерил зал шагами в ожидании Хэла; Уильям и Виола тоже к нему присоединились. С минуты на минуту начнут прибывать гости, выстраиваясь в шеренгу для встречи первой леди.
– Хэл, – осторожно возразила она, – мне нужно одеться. Ты должен уехать с капитаном и Уильямом до того как начнут собираться дамы.
Глаза Хэла заискрились.
– В самом деле? – Он обнял ее и поцеловал в щеку.
– Ну, Хэл, пожалуйста… – Слова Розалинды прозвучали как просьба продолжать. – Ты можешь помять мою одежду…
В этой фразе было больше убедительности, но меньше энтузиазма.
Он поцеловал ее в шею, в то место, которое особенно любил, и Розалинда ахнула, почувствовав, как ее опалил огонь страсти. Она инстинктивно задвигала бедрами.
– Вот и умница. – Хэл пробежал по ее шее языком, легонько покусывая.
Розалинда приподнялась на цыпочки, реагируя на зов плоти. Ее соски, казалось, вот-вот прорвут броню корсета. Когда Хэл заключил ее груди в ладони, она затрепетала.
Он играл с ее сосками, ласкал и разминал их, пока Розалинда не ощутила, что находится на грани безумия. Прижавшись лбом к прохладе красного дерева, он старалась направить мысли в другое русло и думать о чем угодно – о цене на уголь, о пугающем количестве шампанского, заказанного для банкета, о твердом заде Хэла…
О Боже, только не это!
Хэл вынул ее грудь из корсета.
– Дивное сокровище. Любой мужчина сочтет за счастье подержаться за них.
– Хэл, я люблю тебя, но… – Розалинда застонала. Ее бедра затрепетали, и между ног проступила роса.
Хэл потерся о ее тело, и сквозь шелк белья Розалинда ощутила содрогание его плоти. Так сквозь доски палубы чувствовалось биение о воду гребного колеса «Красотки чероки».
Розалинда снова застонала и подняла ногу, чтобы обвить вокруг его ноги; тогда Хэл еще сильнее притянул ее к себе, шепча что-то невнятное. Сквозь тонкую преграду нижних юбок грубая ткань его брюк щекотала нежные складки ее женской сущности, но теперь ей этого было мало.
– Хэл, пожалуйста, дай мне кончить, – взмолилась Розалинда, нимало не заботясь, что горничная может ее услышать.
Хэл хрипло засмеялся и вскинул ее юбки.
Изогнувшись, Розалинда бесстыдно расставила ноги, давая ему возможность овладеть ею.
Волна любви, глубокой и могучей, как Миссури в период полноводья, захлестнула ее.
Розалинда застонала, изгибая спину и насаживая себя на его великолепный кол.
– Я люблю тебя, мой моряк!
Хэл продолжал работу бедер, погружаясь все глубже, и ее лоно призывно запульсировало.
Откинув назад голову, Хэл застонал, работая с напором и силой шатуна, который заставлял крутиться гребное колесо «Красотки».
Схватившись двумя руками за столбик кровати, Розалинда покачивалась из стороны в сторону. Внутренний жар усиливался, грозя взрывом.
Она снова и снова повторяла его имя, и ничто, кроме него, в этом мире больше не имело значения.
Хэл заревел как зверь, и его семя, вырвавшись наружу, заполнило ее лоно, но он по-прежнему не останавливался, насыщая своей любовью и жаром каждую ее потайную складку и каждую ложбинку.
Словно распадаясь на части, Розалинда закричала от наслаждения. Ее обжег огонь экстаза, и по телу прокатилась волна блаженства, а по ногам под шелковыми юбками медленно стекала матовая жидкость. «Нужно будет привести себя в порядок, прежде чем спускаться вниз», – с трудом подумала она.
Такой мокрой она никогда не была и ощущала глубоко внутри какое-то тайное движение, словно там вскрылись потайные реки. Это не ее роса.
Розалинда обернулась к мужу, остановив на нем вопросительный взгляд.
– Из меня течет!
Хэл опустил взгляд, и его рот дрогнул.
– Могу представить, – ответил он сдержанно, занимаясь собственным туалетом у тазика с водой. – С днем рождения, Розалинда!
Ее глаза сделались большими, как блюдца.
– Ты попытался сделать мне ребенка. – Эта неожиданная мысль показалась ей просто восхитительной. – А я-то думала, ты не хочешь детей…
– Больше всего на свете я хочу видеть тебя счастливой, и это желание сильнее страха стать продолжателем традиции сурового родительского воспитания. Я знаю, что вместе мы вырастим счастливых детей.
Прихрамывая от еще не прошедшей дрожи в ногах, она подошла к мужу, и он поцеловал ее руки.
– Это ты дала мне смелость рискнуть. – Его руки дрожали, могучая грудь высоко и часто вздымалась.
Розалинда подняла лицо и нежно поцеловала мужа, безмолвно обещая грядущее счастье.
– Дай мне слово, – прошептала она.
– Все, что угодно, моя любовь.
– Ты сделаешь это снова.
– Обещаю.