Несмотря на то что полицейская колонка в «Трибьюн» сообщала о преступлениях, не более ужасных, чем неосторожный переход через Мейн-стрит или же водружение мусорных мешков с листьями у обочины во вторник, хотя известно, что садовые отходы вывозятся во вторую пятницу месяца, Бетси не ощущала себя в Хаддане в безопасности. Казалось в высшей степени вероятным, что в городке вроде этого человек может выйти прогуляться вдоль реки ярким солнечным днем и запросто исчезнуть, проглоченный зарослями черемухи и жимолости. За рекой тянулись акры земли, поросшей кленами и соснами, леса нависали в ночи темными массивами, и лишь последние в этом году светлячки мелькали на их непроглядном фоне.
Даже в детстве Бетси ненавидела сельскую местность. Она была трудным ребенком и как-то раз хныкала и топала ногами, отказываясь ехать вместе с родителями на пикник, от которого, из-за несносного поведения, и была освобождена. В тот день произошло семь не связанных между собой несчастных случаев, спровоцированных молниями. Шаровая молния подожгла столбы забора, несколько дубов, а потом гонялась за людьми по лугам и полям. Грозовые разряды слетали с тучи на землю мертвяще-белыми вспышками света, похожими на фейерверк. Вместо того чтобы занять свое место рядом с родителями на лугу, лежать вместе с ними в пожухлой от жары траве, Бетси устроилась на диване, перелистывая страницы журнала и потягивая из высокого стакана розовый лимонад. Она часто представляла себе, как могли бы обернуться события, если бы она отправилась вместе со своими несчастными родителями. Они могли бы бежать по лугу, спасая свои жизни, вместо того чтобы оказаться застигнутыми врасплох, слишком озадаченными и ошеломленными, неспособными двигаться. Или могли последовать совету Бетси, проявить сообразительность и укрыться за прочной каменной стеной, которая, приняв на себя предназначавшийся им удар молнии, раскалилась бы до такой степени, что еще долгие месяцы спустя на самых горячих камнях можно было бы жарить яичницу. С тех пор Бетси мучило чувство вины за то, что она осталась жива, и девочка часто искала себе наказание. Она проскакивала на красный свет и продолжала вести машину, когда индикатор топлива был на нуле. Она бродила по городу после полуночи и стремилась выйти в дождливый день без плаща и зонтика, давным-давно решив не обращать внимания на разных добрых самаритян, предостерегавших, что если она будет вести себя так глупо, то рано или поздно в нее наверняка ударит молния и сожжет от макушки до пяток.
До знакомства с Эриком Бетси продвигалась по жизни, не обладая ничем, что можно показать другим, за исключением стопок фотографий, черно-белых пейзажных календарей и портретов, втиснутых в альбомы и папки. Хороший фотограф должен быть наблюдателем, молчаливым свидетелем, пришедшим, чтобы запечатлевать происходящее, и Бетси, следуя этому правилу, превратилась в наблюдателя собственной жизни. «Не обращайте на меня внимания, — говорила она своим объектам для съемки. — Представьте, будто меня здесь нет, и не изменяйте вашим обычным привычкам». И пока она говорила так, собственная жизнь каким-то образом ускользала от нее, у нее самой не формировалось никаких привычек, обычных или иных. Когда она приехала в Хаддан, то находилась на грани отчаяния. Слишком много мужчин разочаровали ее, друзей у нее не осталось, в квартиру вломились, пока она спала. Разумеется, она никак не ожидала, что жизнь ее как-нибудь переменится, в тот день, когда приехала в Хаддан-скул делать фотографии для ежегодника, и, может быть, ничего и не переменилось бы, если бы Бетси не услышала случайно, как один ученик спрашивал другого: «Почему этот новичок удрал из Хаддан-скул?» Заинтересовавшись, она навострила уши и, когда услышала ответ: «Да он, видишь ли, дерьмо не переносит», — захохотала так громко, что лебеди на реке, испугавшись, взлетели, взбороздив лапами воду и поднимая тучи мух-поденок.
Эрик Герман обернулся и увидел Бетси как раз в тот момент, когда улыбка ее была шире всего. Он понаблюдал, как она выстраивает по росту футбольную команду, а затем — позже он заверил ее, что это был первый раз в его жизни, когда он действовал импульсивно, — подошел прямо к девушке и пригласил ее на ужин, не завтра, не в один из ближайших дней, а прямо сейчас, чтобы ни у кого из них не было времени передумать.
Эрик относился к тем привлекательным, уверенным в себе мужчинам, которые притягивают людей, не прикладывая усилий, и Бетси думала, что, возможно, по случайному совпадению попалась ему на глаза в тот самый миг, когда он решил, будто ему настало время жениться. Она до сих пор не могла представить, что ему нужно от такой особы, как она, от женщины, способной в тишине аудитории вывалить на пол все содержимое своего рюкзака в попытке украдкой вынуть расческу. Все до единого члены преподавательского состава Хаддан-скул слышали, как покатились по проходу монеты и шариковые ручки, после чего каждый из них утвердился в своем первоначальном мнении на ее счет. Доктор Джонс уже давно завершил свою лекцию, а народ все еще выуживал из-под стульев пожитки Бетси, поднимая находки к свету, будто бы изучая странные и таинственные предметы, хотя на самом деле все, что они извлекали, оказывалось блокнотом, или пузырьком со снотворными таблетками, или тюбиком крема для рук.
— Не переживай, — шепнул ей Эрик. — Веди себя естественно, — посоветовал он.
Можно подумать, будто не это самое естественное поведение в первую очередь и ввергало ее в неприятности. Если бы Бетси доверяла своим инстинктам, как призывал Эрик, она наверняка поджала бы хвост и сбежала после того, как впервые вошла в дверь спального корпуса для девушек, куда назначена была младшим воспитателем. Холод прошел у нее по спине, когда она шагнула через порог, леденящее чувство тревоги, какое часто сопровождает неверные решения. Выделенные Бетси тесные комнаты рядом с лестницей были просто ужасны. Здесь нашелся всего один стенной шкаф, а ванная была такой маленькой, что, выходя из душа, было просто невозможно не стукнуться коленкой о раковину. С потолка осыпалась штукатурка, краска на оконных рамах потрескалась, а само окно пропускало ветер, но не солнечный свет, даже самые яркие лучи которого становились мутно-зелеными. В подобном окружении мебель Бетси выглядела мрачной и нелепой: кушетка была слишком широкой и еле пролезла в узкие двери, мягкое кресло казалось протертым, а бюро никак не желало стоять на кривом полу, крытом сосновыми досками, и шаталось, словно пьяный, каждый раз, когда захлопывалась дверь.
Первую неделю в Хаддан-скул Бетси провела почти все ночи в комнатах Эрика в «Меловом доме». Имело смысл воспользоваться подобной возможностью, потому что, когда приедут ученики, им придется вести себя прилично — это входит в их обязанности. Но была еще одна причина, по которой Бетси избегала ночевок в «Святой Анне». Каждый раз, оставаясь на ночь в собственной квартире, она пробуждалась от какого-то толчка, в панике, с обвившимися вокруг тела простынями и смутным ощущением, будто бы проснулась в чужой постели и теперь обречена вести жизнь какого-то другого человека. Например, в ночь перед началом занятий Бетси осталась в «Святой Анне», и ей приснилось, что она заблудилась в полях за Хадданом. Куда бы ни сворачивала, она не могла уйти дальше одного и того же клочка заброшенной земли. Когда Бетси с усилием вырвалась из этого сна, она, пошатываясь, выбралась из постели, потеряв ориентацию и чувствуя запах сена. На мгновение ей показалось, будто она снова стала ребенком, попала в чей-то незнакомый, слишком жаркий дом, где вынуждена самостоятельно бороться за существование. Именно так оно и было, когда друзья семьи взяли ее к себе после несчастного случая с родителями.
Бетси поспешно включила свет, и оказалось, что еще только начало одиннадцатого. Со стороны лестницы доносился шум, и к тому же грохотал радиатор, выдавая ровный поток жара, хотя вечер был необыкновенно теплым. Неудивительно, что спала она плохо: в спальне было тридцать два градуса, и температура все продолжала подниматься. Орхидея, которую она купила сегодня днем в «Счастье цветовода», растение, привычное к тропическому климату, уже растеряла почти все свои лепестки, изящный зеленый стебель согнулся и был теперь не в силах удержать даже самый маленький цветочек.