— Сын мой, ты устал после долгого пути,— сказал старый Сун.— Пройди во внутренние комнаты и отдохни немного.
Все в доме радовались, и об этом нет больше надобности говорить.
День сменился ночью, и на востоке взошла луна. Было время первой стражи, и в усадьбе все уже спали, как вдруг у передних и у задних ворот раздались громкие крики. Все проснулись и выбежали во двор, и тут увидели, что поместье окружено множеством людей с факелами. Со всех сторон неслись возгласы: «Хватайте Сун Цзяна!»
Услышав это, старый Сун запричитал от горя.
Не случись этого, не случилось бы так, что
Как удалось Сун Цзяну спастись, вы узнаете из следующей главы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Итак, почтенный Сун взобрался по лестнице на стену и увидел внизу множество факелов. Под стенами усадьбы собралось более ста человек. Отряд возглавляли два вновь назначенных командира охраны — братья Чжао Нэн и Чжао Дэ.
— Почтенный Сун! — крикнули они.— Если ты человек разумный, выдай нам твоего сына Сун Цзяна, и мы поступим с ним по закону. Если же не выдашь его, придется арестовать и тебя, старика.
— Но почему вы решили, что Сун Цзян вернулся? — удивился старик.
— Не болтай глупостей! — закричал Чжао Нэн.— Люди видели, как он выпивал в кабачке старосты Чжана, на краю деревни, а потом пошел домой. У нас есть свидетель, который шел за ним до самого дома. Отпираться бесполезно!
— Отец, не стоит с ними спорить,— сказал стоявший возле лестницы Сун Цзян.— Я сам выйду к ним, ничего они со мной не сделают. В уездном управлении меня все знают. А кроме того, вышло помилование, так что ко мне должны отнестись милостиво. Зачем унижаться перед ними? Ведь семья Чжао известна своей подлостью. Сейчас, когда эти двое стали начальниками, где уж им понять, что такое справедливость! Ничего хорошего от них ждать не приходится, а потому не стоит их упрашивать.
— Сынок мой, это я навлек на тебя беду,— заплакал старый Сун.
— Ничего, отец, не расстраивайся,— отвечал Сун Цзян.— То, что меня отдадут под суд, может быть даже и к лучшему. Ведь иначе завтра я вынужден был бы искать убежища у вольных молодцов, которые убивают людей, поджигают дома. Попади я к ним, мы с тобой никогда бы больше не встретились. Пусть даже меня ожидает ссылка, но все равно срок ее когда-нибудь кончится. Тогда я смогу вернуться домой и неустанно заботиться о тебе до конца твоих дней.
— В таком случае, сын мой,— сказал старый Сун,— я постараюсь устроить так, чтобы тебя сослали в хорошее место.
Сун Цзян взобрался по лестнице на стену и закричал:
— Эй вы, перестаньте шуметь! По новому помилованию моя вина сейчас смягчается, и смерть мне не грозит! Прошу вас, господа командиры, заехать в нашу усадьбу. Мы побеседуем и выпьем по три чашки вина, а завтра вы передадите меня вашему начальству.
— Уж не хочешь ли ты подкупить нас? — спросил Чжао Нэн.— Если это так, то ничего у тебя не выйдет...
— Что ж я, по-вашему, хочу навлечь беду на отца и брата? — отвечал Сун Цзян.— Не церемоньтесь, заезжайте в усадьбу.
Спустившись со стены, он распахнул ворота, пригласил начальников во двор, а затем провел их в помещение.
Всю ночь напролет шел пир горой, без счета резали кур, гусей. Начальников потчевали лучшим вином. Отряду в сто человек также поднесли вина, всех накормили и оделили подарками.
Старый Сун достал двадцать лян чистого серебра и преподнес двум начальникам в знак дружеского расположения к ним. На ночь гости остались в усадьбе, а на рассвете вместе с Сун Цзяном отправились в уездный город. Когда они приехали, начальник уезда Ши Вэнь-бинь уже приступил к делам.
Увидев, что начальники отряда Чжао Нэн и Чжао Дэ доставили Сун Цзяна прямо в управление, он остался очень доволен и приказал снять с преступника показания. Сун Цзян сразу же во всем признался.
— Я сделал ошибку, когда позапрошлой осенью заключил договор с Янь По-си о том, что беру ее в жены. Это была женщина дурного поведения, она постоянно напивалась и затевала ссоры и драки. Во время одной из ссор я случайно убил ее и, желая избежать наказания, скрылся. А вот теперь меня арестовали и привели на ваш суд. Я прошу рассмотреть это старое дело и вынести мне заслуженный приговор. Показания я даю добровольно и не думаю отпираться.