— Я не теряю надежды, дорогой брат, что вы спасете меня,— сказал Сун Цзян.
Дай Цзун вызвал Ли Куя и в присутствии Сун Цзяна обратился к нему с такими словами:
— Наш уважаемый брат по неосторожности написал мятежные стихи и за это его заключили в тюрьму. Чем все это кончится, еще неизвестно. Сейчас меня посылают в Восточную столицу, но я скоро вернусь. А пока поручаю тебе каждый день приносить еду нашему почтенному брату.
— А что особенного в том, что он написал мятежные стихи? — удивился Ли Куй.— Мало было случаев, когда мятежники становились сановниками! Будьте спокойны и отправляйтесь в Восточную столицу. И пусть только кто-нибудь попробует тронуть его здесь, в тюрьме! Будут к нему относиться хорошо — все будет в порядке, а если нет, я рассеку обидчика своим топором надвое.
— Смотри же, брат, будь осторожен,— повторил перед уходом Дай Цзун, наставляя Ли Куя.— Не пей лишнего и не забывай приносить еду нашему почтенному брату. Напьешься, так он у тебя тут будет голодать.
— Дорогой брат,— отвечал на это Ли Куй.— Вы можете идти со спокойной душой. Если же у вас есть сомнения на этот счет, то даю слово, что с сегодняшнего дня и до самого вашего возвращения я не возьму в рот ни капли. Потом уж наверстаю потерянное! Пока же буду неотлучно находиться при нашем уважаемом брате Сун Цзяне и прислуживать ему.
— Ну, дорогой друг, если ты так твердо решил заботиться о нашем почтенном брате, то я очень доволен,— сказал Дай Цзун и в тот же день отправился в путь.
А Ли Куй действительно совсем бросил пить и все время находился в тюрьме, ухаживал за Сун Цзяном и ни на шаг не отходил от него.
Однако говорить об этом мы пока больше не будем, и расскажем лучше о Дай Цзуне. Вернувшись домой, он сменил обмотки на ногах, надел пеньковые туфли на восьми завязках и желтую, цвета абрикоса, рубашку. Затем подпоясался и вложил в пояс табличку с обозначением своей фамилии и должности. Надев на голову новую повязку, он спрятал в сумку письмо, взвалил на плечи корзинки с подарками и тронулся в путь. На дороге за городом он вынул четыре бумажки с волшебными письменами и привязал по две к каждой ноге, шепча при этом заклинания. Через миг он очутился далеко от Цзянчжоу.
Он шел безостановочно до самого вечера и заночевал на постоялом дворе. Здесь он снял с ног талисман, сжег жертвенные бумажные деньги в честь духов дорог и лег спать. На следующее утро он выпил, закусил и, покинув постоялый двор, снова подвязал к ногам бумажки с заклинаниями. Затем он подхватил корзиночки и пустился в дальнейший путь.
Дай Цзун шел так быстро, что в ушах у него свистел ветер и ноги едва касались земли. По дороге он поел немного овощей, а когда наступил вечер, снова заночевал на постоялом дворе. Поднявшись перед рассветом во время пятой стражи, он по холодку пошел дальше. Было уже часов десять утра, когда он прошел примерно триста ли, но ему так и не попался по дороге какой-нибудь чистый трактирчик. Было начало шестого месяца, и Дай Цзун весь обливался потом от жары. Он уже стал опасаться солнечного удара. К тому же он сильно проголодался, и его нестерпимо мучила жажда. Но тут он увидел трактирчик, расположенный на опушке леса недалеко от озера.
Дай Цзун поспешил туда; в трактирчике оказалось уютное и чистенькое помещение, где стояло два десятка красных столиков.
Дай Цзун вошел, опустил свою ношу на пол, распоясался, снял желтую, цвета абрикоса, рубашку, вспрыснул ее водой и повесил сушить на перила. Затем он расположился за столиком, и к нему подошел слуга.
— Сколько прикажете подать вина, господин служивый? И какого вы желаете мяса — свинину, баранину или говядину?
— Вина много не надо,— ответил Дай Цзун.— Принеси мне хорошую порцию риса.
— У нас есть и вино, и рис, и пампушки, а также лапша,— сказал слуга.
— Скоромного мне ничего не надо,— отказался Дай Цзун.— А вот если у вас есть какой-нибудь овощной суп, так подай.
— А не разрешите ли вы принести вам бобового сыру, заправленного маслом и перцем? — спросил слуга.
— Ну что ж, прекрасно! — сказал Дай Цзун.
Слуга ушел и вскоре принес миску с бобовым сыром и две тарелки с овощными закусками. Поставив все это на стол, он налил три больших чашки вина. Дай Цзун, голодный и измученный жаждой, одним духом проглотил и сыр и налитое вино. Но едва он хотел приняться за рис, как почувствовал, что у него все завертелось перед глазами и повалился на скамью.