7 июля, 13 часов дня
Установилась хорошая погода, и Пахомыч наконец занялся хозяйством: надо было починить застреху под крышей сарайчика, дверцу на колодке, убрать лежалую траву на краю огорода и подставить под ветки яблонь подпорки.
Поиски егеря Степчука и пропавшего пилота затянулись, велись вяло, отчего у Пахомыча сложилось мнение, что никого особенно не волнует, куда девались егерь и лётчик. Сам он Степчуку не сочувствовал, но не потому, что не любил бывшего зэка, он и видел-то его всего три раза, а вследствие сложившейся ситуации. Просто так егерь пропасть не мог, а как он отбился от компании охотников и куда потом девался, можно было только гадать. На ум приходило лишь что-то совсем криминальное, типа — убили в ссоре. Потому как в «простую смерть» — утонул в болоте, к примеру, — Пахомыч не верил.
Когда он уже заканчивал сгребать траву, собираясь её сжечь, в огород прибежала жена:
— Тебе звонят, старый.
— Кто? — разогнулся лесник.
— Максим. — Она протянула мобильный телефон; «Нокиа» была старая, чуть ли не пятилетнего возраста, но работала исправно, хотя вид имела обшарпанный.
— На трубе, — сказал Пахомыч в микрофон.
— Дядя Коля, привет, — послышался голос племянника. — Извини, что беспокою, дело есть на полмиллиона.
— Да я вроде никому такую сумму не одолживал, — пошутил Пахомыч.
— И не надо. Нового ничего?
— Да что у нас может быть нового? Лоси так и не нашлись, медведи тоже. Вот с огородом вожусь, запустил со всеми нашими злоключениями. Егеря до сих пор ищут, военные с ног сбились. Живём помаленьку. Что у тебя слышно?
— Примерно то же самое. Что ж ты мне не сказал про видеокамеру?
— Да странное дело, — Пахомыч опустил грабли, присел на ольховый пень, — запамятовал. Никогда такого со мной не случалось. Обнаружил её, камеру, значит, когда вы уже уехали. А опосля приехал ваш сотрудник, ну и я вспомнил, отдал.
— Кто её у тебя оставил, не вспомнил?
— Нет, — виновато шмыгнул носом старик. — Хоть убей! Она у меня почему-то в погребе лежала.
— Странно.
— Да уж, такая вот беда.
— Ладно, вспомнишь, позвони. Я к тебе скоро приеду, и, скорее всего, не один.
— С Олькой, что ли?
— Может быть.
— Понравилась девка? Красивая, хотя и строгая.
— Уж что есть…
— Буду рад видеть вас обоих, приезжайте.
Разговор закончился. Пахомыч посидел немного, чувствуя, как ноет поясница, глотнул водички из фляги и снова принялся сгребать траву. Однако закончить работу ему не дали. Снова прибежала Евгения Евграфовна:
— К тебе пришли.
— Кто на сей раз? — проворчал Пахомыч.
— Двое городских, ухоженные такие, и этот ваш охотовед, Пупель… Фупель… не выговоришь, ей-богу.
— Пуфельрод?
— Он.
— Чего им надо?
— Так ведь не я им нужна.
— Пошли, что ж делать, не гнать же их.
Гостей и в самом деле было трое: Пуфельрод Борис Аронович, заросший жёсткой седой щетиной, и двое мужчин, одетых в гражданские костюмы из синего вельвета. Евгения Евграфовна не зря назвала их «городскими». Один был русоволосый, с большими залысинами на круглой голове с огромным лбом, с острым взглядом серо-голубых глаз, второй черноволосый, черноглазый и резкий в движениях.
— Здрасьте вам, — сказал Пахомыч, оглядывая компанию, не спеша впускать гостей в дом. — По какой надобности?
— Поговорить надо, — буркнул Пуфельрод, снимая брезентовый плащ; было жарко, однако начальник Синдорского охотхозяйства почему-то оделся по-осеннему.
— Говорите.
— Не будем же мы здесь стоять? Это из Москвы, полковник Спицын и майор Ширянов.
— Полковник? — не поверил старик. — Большой начальник, видать.
— ФСБ.
— Ух ты, чекист? Ладно, проходите в хату, чекистов я уважаю.
Гости переглянулись, в глазах Спицына промелькнула тень улыбки, и это Пахомычу понравилось. Он открыл калитку.
Расположились на веранде, где несколько дней назад чаёвничала команда Максима.
— Сваргань чайку, Графовна, — попросил Пахомыч жену. Расселись за столом.
— Слушаю, гости незваные.
— Как тут у вас, тихо? — поинтересовался Спицын.
— Не воюем, — усмехнулся Пахомыч. — Ты пустопорожние разговоры не заводи, полковник, давай ближе к делу.
— Пахомыч! — недовольно крякнул Пуфельрод.
— Всё правильно, — кивнул Спицын, — я тоже не люблю лишних разговоров, время дорого. О происшествии мы наслышаны, но хотелось бы узнать подробности. Особенно в части находки — видеокамеры. Кто её у вас оставил? Когда? Зачем?
— Не помню, — отрезал старик. — Кто хошь мог зайти, пока меня дома не было, тут людей пришлых — цыганский табор!