— Не думаю, что это хорошая идея — копаться в таком деле. Выплаты всё равно ведь сделают, да и ты скоро сам убедишься, что никаких ошибок не было допущено.
— Спорим?
Несмотря на то, что у старшего карие глаза, сейчас они горят ярким пламенем. Чонгук упирается поясницей в перила, со скучающим видом ожидая ответа. Тэхён не торопится отвечать, взвешивает все «за» и «против» в голове, делая шаг ещё ближе. Между ними считанные сантиметры, Чонгук изгибает бровь, рассматривая, кажется, такое спокойное лицо, едва поддеваемое нитями неконтролируемой ярости. Ещё немного — и у того дым из ноздрей повалит.
— Спорим. Если я выиграю, то Сомун достаётся агентству и работает на меня.
Чонгук наклоняет голову набок. Несмотря на чужое напряжение, сам он расслаблен и полностью уверен в своей победе. Есть ведь здесь что-то, что заставляет агента вести себя так; но с ним нужно быть осторожным, потому что он, словно огонь: обожжёт, если подойти слишком близко и встать на пути. Нужно смотреть в оба.
— Идёт. Если всё-таки при постройке была допущена ошибка, то ты увольняешься и забываешь о работе агента.
Тэхён прожигает в нём дыры, а Чонгук лишь улыбается ещё шире, демонстрируя новому зрителю свою очаровательную ямочку. Агент стискивается зубы, так, что желваки играют. Чонгук плывёт взглядом по лицу и замечает на носу маленькую родинку.
— Как ты понял, что я буду здесь?
— Логично, что ты захотел бы встретиться с ним. Я подумал, что неплохо будет самому взглянуть на чертежи, — старший продолжает глядеть в упор. Чонгук усмехается и, чуть толкнув того в плечо, спускается вниз по лестнице, сразу направляясь в сторону выхода. В этот раз даже прощаться нет желания, но он чувствует, как по спине ползёт липкий, уничтожающий взгляд.
Между ними только развязывается война, и ещё неизвестно, какие потери она понесёт за собой.
========== один на миллион ==========
— Ты действительно так и сказал?
Намджун решает первый прервать затянувшееся молчание. По его выражению лица ясно, что принятое криминалистом решение совсем его не впечатляет. Наоборот — злит. Чонгук не должен ходить на поводу у эмоций и ставить на кон всё живое.
— Сказал.
— Ты совсем свихнулся? — Хосок, не скрывая ярости, сметает со стола бумаги, которые вихрем закружились в воздухе. От удара по столу кажется, что кабинет ходит ходуном. Чонгук нервно сглатывает, неотрывно смотря на напряжённую спину. На смуглых руках Хосока набухают вены, костяшки белеют от того, с какой силой он сжимает кулаки. — Ты поставил под удар всех нас!
Хосок за шаг преодолевает расстояние между ним и Чонгуком, и, хрустнув шеей, со всей дури опечатывает кулаком молодое лицо. Младший едва держится на ногах, свалившись корпусом на стол. Липкая кровь затекает в рот, неприятно касается языка, перед глазами всё мутнеет и в ушах встаёт звон. Его дёргают за плечо — парень снова видит перед собой лицо Чона, искажённое яростью.
— Хватит, бульдог, — Намджун оттягивает коллегу от младшего, пока тот не превратил юное личико в кровавое месиво. Хо хрустит запястьями, рычит в сторону своей груши для битья и уходит, чтобы «проветриться».
— Я не подведу вас, — криминалист вытирает с лица кровь большим пальцем. Чон бросает взгляд на нуну, которая не роняет ни слова за всё это время. Она стоит отстранённо, словно всё случившееся её не касается. Парень поспешно убирается и идёт, куда глаза глядят, лишь бы подальше, остаться наедине с собой, со своими мыслями. Не заметив этого, он приходит к порогу небольшой угловой забегаловки, в которой готовят отличную лапшу. Он решает остаться здесь.
Хосок быстрым шагом идёт вдоль дорог, не обращая внимания на прохожих, которых он то и дело случайно цепляет. Злость за проступок младшего пробирает его до костей, заставляет руки неистово трястись. Свежий воздух и ветер, что свистит в ушах, немного очищает его разум, неконтролируемая ярость утихает, и теперь он просто в ужасном настроении. Вся эта ситуация его так бесит, забирает силы и энергию. Зачем он им вообще нужен? С того момента, как этот псих присоединился к ним, вся работа идёт по одному месту, и неизвестно, что будет дальше. Но, исходя из всего, им придётся не сладко. Что в нём нашёл Намджун — непонятно, и понимать Хосок совершенно не желает.
— Просто подобрал шавку на улице и жаль выкидывать, а нам говорит, что очень важен, — рычит Хо себе под нос. Он не замечает, как ноги сами приводят его к спортзалу, в котором он частенько пропадает. Подумав немного, посмотрев по сторонам, он решает, что физическая нагрузка поможет ему сбросить накопившийся гнев. Всё-таки деть куда-то эмоции нужно.
Внутри очень прохладно, пахнет цитрусовыми, в частности лаймом, и ещё напряжённостью. Здесь пахнет работой, победами и поражениями, пахнет мускусом. Родные стены принимают его как своего, и он направляется к сторожке, мимолётно бросая взгляды на некоторые залы тренировок. Людей не завались много, наоборот — только кое-где проглядываются скопления девушек, которые идут на аэробику или зумбу.
— Здравствуй, вот и я, — Хосок открывает дверь небольшого помещения, в котором под кондиционером сидит мужчина в форме. Ему за пятьдесят, волосы уже начинают приобретать седой цвет. В отличие от цветущего Намджуна, его ровесник в более запущенной форме.
— Привет, Хосок. За ключом?
Чон кивает, и охранник бегает глазами по висящим над столом ключами, протягивает знакомому нужный и желает хорошей тренировки.
В раздевалке никого нет, но воздух тут тяжёлый, дышать почти нечем, но Хосок за эту неделю уже успевает соскучиться по всему этому. Он скидывает с себя футболку и бросает в свой шкафчик, закрывает на ключ и идёт в сторону автоматов, чтобы купить бутылку воды и приступить к работе. Он идёт в один из любимых залов, разминается. Тянет мышцы до приятного ощущения, разогревает каждую частичку своего тела. Садится на гребной тренажёр напротив зеркала, надевает беспроводные наушники и включает японский рок, вдавливая палец в кнопку громкости. Кладёт ладони на рога и упирается ногами в педали, с выдохом начиная свою тренировку.
Через пятнадцать минут он останавливается, садится ровно, вдыхая полной грудью, тяжело, обрывисто. По рукам, оголённой груди с татуировкой абстрактного солнца, по шее и вискам стекает пот. Мужчина хмурится, расслабляясь, переходя в состояние нежной истомы, так приятно обволакивающей всё тело после усиленной тренировки. К мозолистым рукам добавляются новые раны, свежие потёртости. Хосок открывает бутылку и жадно припадает губами к блестящему горлышку, прикрывая от вкусной прохлады глаза.
— Неплохо справляешься, — слышит он знакомый голос позади себя. Хосок открывает глаза и упирается в женскую фигурку в зеркале. Девушка, чьи тёмные волосы собраны в хвост, держит в перчатках полупустую бутылку с водой, смотря хитрым лисьим взглядом на отражение чужих чёрных глаз.
— Не думал, что увижу тебя тут, Дженни, — мужчина действительно удивлён. Удивлён тому, что она подходит и заговаривает с ним.
Девушка приближается, неотрывно смотря глаза в глаза, становится рядом. Видит, как Хосок почти не дышит, следя за её тонкой рукой, которая касается спины и ведёт вниз, вдоль по позвоночнику, до непрошеных мурашек и дрожи. Дышать становится ещё тяжелее, словно что-то оседает над лёгкими. Женская ладонь поднимается вверх, касается напряжённой пульсирующей жилки, скользит к груди, раскрывает под собой рёбра. Она приближается к уху и опаляет его дыханием, продолжает краем глаза наблюдать за картиной в зеркале.
— Сделать тебе массаж?
Чон прикусывает щёку изнутри, встаёт как-то резко, нетерпеливо, оборачивается, нависая над ней скалой, смотря опасно в тёмные глаза цвета тающего шоколада, и чувствует, как лопается по нитям его самообладание. Он накрывает огромными ладонями тонкую талию; по сравнению с ним, девушка совсем маленькая, хрупкая, он может сломать её своей силой, и такая власть над ней заставляет чувствовать себя повелителем. Дженни оттягивает нижнюю губу, покрытую красным блеском, и так по-детски невинно смотрит в глаза напротив, полные вожделения.