— Вы кто, аджосси? — хрипло спрашивает она, недоверчиво отодвигаясь к краю кровати.
— Я… Друг Тэхёна. Правда друг Тэхёна. Меня зовут Чон Чонгук, — он поджимает губы, виновато опуская голову и пряча взгляд за чёрной длинной чёлкой. В больнице ему не дают завязывать волосы резинкой, чтобы не давать коже головы лишний раз напрягаться. Поэтому сейчас они спадают пушистыми прядями на лицо, пряча все его эмоции. Джухён какое-то время ещё смотрит на него, после чего медленно переводит взгляд на экран телевизора. Там значительно интереснее. — Прости. Поправляйся.
Чонгук выходит из палаты и плотно закрывает дверь, чтобы не было сквозняка, и медленно плетётся в сторону отделения реанимации. Насколько ему известно, парень всё ещё находится там, совсем один в большой пустой палате. Шаркая тапочками по плиткам и упёрто избегая зрительного контакта со всем медперсоналом, он идёт в восточное крыло и выискивает на табличках нужное имя. Интересно, к Тэхёну уже приходил кто-то? Например, кто-то из его родных и близких? Ему даже как-то грустно становится от того, каким может быть ответ на этот простой вопрос. Кажется, у каждого человека есть тот, кто его поддержит. Даже у Чонгука, человека нелюдимого и закрытого есть друзья, есть любящая сестра и две маленькие проказницы-крестницы. А кто есть у Тэхёна? Только Джухён? И то, тут скорее подходит вариант «У Джухён есть Тэхён».
Чонгук останавливается около одной из дальних дверей. На отшлифованной деревянной табличке чётко пропечатано «Ким Тэхён». Но парень как-то не слишком спешит заходить. Сердце нервно дрожит от того, что ему стоит увидеть Тэхёна, который находится на грани и в любой момент может сорваться с лезвия и упасть в пропасть. Исчезнуть. На этот раз навсегда. Чонгук боится зайти внутрь даже после того, как он уже был внутри и видел его. Тогда его мозг отчаянно бил в колокола и паника заставляла его следить за тем, чтобы пострадавший в безопасности. А сейчас? Сейчас жизнь Чонгука находится на таком же острие клинка, как и тэхёнова.
Он медленно толкает дверь, бесшумно повернув металлическую ручку. Внутри свежо, но тепло; температура идеально регулируют для того, чтобы пациенту было комфортно пребывать в палате. В отличие от остальных палат, здесь царила мёртвая тишина. Телевизор не работает, не слышно разговоров, — совершенно ничего. Чонгук заходит внутрь и прикрывает за собой дверь, с замиранием сердца поднимает взгляд на Тэхёна. Теперь он обклеен теми же отслеживающими работу сердца липучками, которые Чонгук успевает возненавидеть всей душой. Их прикрепляют с помощью противного ледяного геля, который засыхает через какое-то время и не отдирается от кожи. А ещё пахнет какой-то дрянью.
Парень присаживается рядом с изголовьем и отпускает капельницу, складывает руки на своих коленях. Исхудавший Тэхён выглядит жалко, а раны и гематомы на теле, появившиеся неизвестно откуда, только добавляют картине печали. Чонгуку помнится, что врач говорил о том, что на спине пациента есть шрамы и ещё не зажившие раны, которые тоже останутся с ним на всю жизнь. И мужчине становится стыдно за то, что он ничего не заметил. Он оброс собственной неприязнью к человеку, постоянно думал о том, как же парень всё-таки его раздражает, и не замечал тех безмолвных криков о помощи, которые тот, скорее всего, посылал. Но Чонгук не может знать наверняка, потому что уже поздно. Поздно присматриваться, поздно искать смысл в чём-то, потому что это осталось в прошлом, и результат слепоты Чонгука сейчас лежит перед ним на больничной койке, подключённый к аппарату искусственной вентиляции лёгких.
— Тэхён-а… Хён, — парень горько усмехается, понурив голову. — Ты ведь старше меня… Сколько тебе лет, двадцать семь? Мне же стоит тебя называть хёном, верно? Тэхён, не смей умирать. Даже не думай, что ты сможешь просто так уйти, оставив нас в этом мире. Мы все тебя ждём здесь. Особенно твоя сестрёнка Джухён. Да, я был у неё, — он надеется, что это не выглядит как бред сумасшедшего, и что парень действительно слышит его. — Знаешь, она очень красивая и очень несчастная. Я не был готов увидеть её такой. Даже несмотря на то, что я прекрасно знаю, что дети тоже могут быть разбиты, и даже сильнее, чем многие из нас. Но… знаешь, сколько бы ты не прочитал книг и сколько бы не учил теорию, никогда не будешь готов встретиться с болью лицом к лицу. Это всегда страшно и всегда после встречи ты чувствуешь себя абсолютно таким же несчастным и опустошенным. Прости меня, хён. Мне жаль, что должно было произойти столько плохих вещей, чтобы я наконец-то смог открыть глаза.
Он замечает на прикроватной тумбочке шоколад и записку от Ёнхи. Её милая подпись оставлена в уголке листочка. Чонгук силится не трогать и не читать, но интерес заставляет его взять в руки бумажку. Под ней лежит дорогой шоколад, её любимый, который сестра Мённы присылает им раз в несколько месяцев. Мужчина криво улыбается и думает о том, каким счастливым будет Тэхён, когда узнает, что его навещали. Да, практически незнакомые ему люди, но зато они ждут его поправки и оставляют подарки. Чонгук откладывает письмо, подумав о том, что Ёнхи бы огорчилась, если бы её крестный без разрешения читал её послания.
Парень медленно касается холодной руки Тэ и несильно сжимает в своей горячей, влажной, создавая баланс температур, согревая его и остужаясь самостоятельно. Потянувшись к нетронутому ранее пульту, он листает телеканалы на телеке. Парень натыкается на крупное изображение горящей квартиры, пламя взрывает окна и лижет внешние стены дома, пожарные пытаются потушить огонь и спасти жителей из ближайших квартир. Следуют кадры с земли, и Чон замечает чьё-то обугленное тело под простынёй, после чего сразу переключает на более спокойную китайскую дораму про исторические эпохи.
— Тэхён, — снова зовёт он, мягко поглаживая большим пальцем его ладонь и упираясь взглядом в одну точку. Он рассматривает шрамы на его руках и неловко проводит по ним пальцами. — Не оставляй нас, слышишь? Ты должен заменить солнце своей сестре, не уходить хотя бы ради неё. Ты знаешь, что без тебя она не справится. Джухён сильная девочка, но сильной её смог сделать только ты.
Чонгук с хрипом встаёт и тихо покидает палату, оставив Тэхёна одного с тихо работающим телевизором. По щеке спящего Кима течёт холодная, блестящая слеза, и высыхает, едва коснувшись светлых волос.
Его действительно ждут?
========== а он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой ==========
Задняя дверца чёрного шевроле хлопает, девочка надевает рюкзачок с кроличьими ушками у ручек, которые забавно дёргаются из стороны в сторону. Тэхи машет маме и сестре на прощание и бежит в сторону здания младшей школы, сверкая пятками. Автомобиль медленно выезжает с дворика на дорогу, и едут они теперь к школе Ёнхи, что находится в нескольких кварталах отсюда. Проходит уже два дня с нападения на полицейский участок, ничего особенного в эти дни не происходит. Никаких таинственных личностей, никаких убийств, всё подозрительно спокойно, как затишье перед бурей. Сегодня её первый учебный день после недельной отсрочки, снова придётся вливаться в школьную жизнь и погружаться в учёбу, о расследовании необходимо на время забыть. Но дома она продолжит искать зацепки и проводить связь между событиями. Ещё она хочет в ближайшие дни навестить отца Вонён и проверить её комнату. Всё-таки, даже если в последнее время они отдалились друг от друга и у подруги появилось несколько страшных секретов, она знает больше, чем знает её отец, и сможет найти что-нибудь полезное. Но сейчас — учёба.
— Ёнхи-я, сейчас по школе могут ходить разные слухи, и если тебя будут что-то спрашивать о случившемся — ничего им не говори. Это не то, куда им следует совать нос, и неважно, незнакомцы или твои друзья, — автомобиль останавливается у светофора, и Мённа поворачивает голову к дочери. — Пусть вся правда останется при нас. Хорошо?