На первом этаже не спят только дети, Ёнхи любезно протягивает руку помощи и отводит Тэхёна умыться, а Чонгук, на которого рушится удача вымывать свой пол от остатков ночной жизни, кривится от тухлого запаха и надеется на то, что вылазка из дома смягчит утреннее недоразумение. Ким чувствует себя несколько лучше после таблеток, лёжа перед едва бурчащим телевизором, Ёнхи лениво переключает каналы, лёжа рядом и поедая разогретую в микроволновке магазинную пиццу. Вчерашнее рвение парня попробовать замороженный продукт сменяется отвращением при виде любой еды.
— Я уезжаю, приберитесь дома, — Гук, накинув на голову капюшон, сильнее затягивает шнурки. Снова весь в чёрном в белой квартире, словно гадкий утёнок из сказки про лебедей, он шмыгает в прихожую и накидывает на себя одежду. Никто ничего не успевает ему сказать, даже Хван не поднимает голову, как след хозяина простыл, и только эхо закрывшейся двери ещё напоминает о том, что сегодня с утра Чонгук находится у себя дома.
Вообще, ему стоит побыть наедине с собой и подумать обо всём на трезвую голову, хотя в таком состоянии всякие бредовые, стрёмные и ненужные мысли гораздо чаще лезут, чем в состоянии опьянения. Зато он может в них разобраться. Из головы уже час не выходит ночь и то, что Тэхёну он снится и его поведение во сне при этом настораживает. Ещё не выходит их головы то, что Тэхён был (или до сих пор?) увлечён парнем или мужчиной, и это всё не то, о чём ему хочется сейчас думать, потому что есть много других вещей: к примеру, та же отцовская тачка, номера которой пробила на днях Джису. Чонгук думает о том, что она единственная, кого не было на дне рождения его матери, и внезапно чувствует такую тоску и грусть, которая разрастается в груди с размер чёрной дыры.
В исток мыслей он возвращается быстро, позабыв о Джису, о маме, о машине. Чонгук встречался с девушками не более трёх раз, и все отношения длились не больше полугода: первая ушла из-за того, что не переоценила свои возможности и не смогла перевоспитать его в более заботливого, более внимательного, более социального мужчину; вторая ушла, потому что не получала внимание больше двенадцати часов в сутки, потому что парень постоянно пропадал на работе и постоянно ходил по лезвию ножа, стоя бок о бок с маньячиной; третья не продержалась и двух недель, потому что посчитала, что одних денег и внешности от него ей будет хватать, чтобы закрывать глаза на характер, несовместимость и отсутствие большого сексуального опыта, но в итоге всё это перевесило деньги и внешность, и она сбежала. В принципе, Чонгук и не сильно переживает из-за того, что одинок, потому что:
а) у него есть его любимая работа, ради которой он живёт;
б) у него есть команда, семья и крестница, которые полностью обеспечивают его чуть ли не круглосуточным общением;
в) его не интересует секс.
И эти три пункта дают ему полную свободы жизнь, в которой нет места для кого-то ещё. Для кого-то, с кем он в будущем станет делить общий капитал, с кем он бы делил свою кровать и кто ждал бы его тёмными ночами дома. Нет, несомненно, иногда ему хочется чего-то такого: чтобы девушка, одетая в его лёгкие вещи, с лохматым хвостом и бокалом сладкого вина сидела за барной стойкой, посматривая сопливую мелодраму по телевизору, пока он шумел рядом у конфорки, выставляя на плите кастрюльку для ночного рамёна. Он хочет себе под бок человека, для которого не нужны будут слова для того, чтобы понять, для которого будет достаточно одного взгляда. Который не станет скучать в его длительное отсутствие, у которого тоже есть своя жизнь, который скрашивает своим спокойным, иногда молчаливым присутствием вечер или ночь, который может читать с ним одну книгу на двоих или смотреть очередной фильм с нотками психологии, которую ненавязчиво вкладывает режиссёр. Ему хочется. Но никто не готов к тому, чтобы жить так же, как живёт он, и он не может никого в этом винить: быть таким, как он, плохо, ужасно и страшно, — и ему бы не хочется знать, что кому-то бывает так же мерзко от себя, как и ему. Особенно когда такие чувства испытывает близкий, чуть ли не родной человек.
Именно поэтому Чонгук знает, что Тэхён ему не нравится. Ему нравится времяпровождение и то, как парень осторожничает рядом с ним, неловко отмалчивается и строит из себя тихоню, но, он более чем уверен, что когда Ким максимально адаптируется, ему сорвёт крышу, юношеский максимализм забьёт по децибелам, и он даст о себе знать, так, что барабанные перепонки лопнут, мозг трясётся, а в желаниях будет только одно — найти безболезненный путь на ближайшее кладбище. Чонгуку хочется ощущение уюта и домашнего очага в собственном доме, ему нравится общество Тэхёна сейчас и то, как себя чувствует мужчина рядом с ним, но ему не нравится сам Тэхён.
И это грустно, потому что, судя по всему, Чонгук Тэхёну нравится.
◎ ◍ ◎
Чонгук приезжает по адресу, что Джису указывает на бумажке в конверте. Он ожидает приехать куда угодно, но больше склоняется к варианту, что приедет к чьему-либо дому, вероятнее всего, какого-то старого маразматика, который ни за какие гроши не продаст эту рухлядь, и парню придётся потрясти кошельком, чтобы убедить его хотя бы назвать ценник. Но, как ни странно, парень приезжает к свалке, и от этого на сердце становится немного легче, и во взгляде проглядывается расслабленное напряжение: вдруг машина разбита так, что он даже не узнает её? Зато бесплатно.
Чонгук плутает по безлюдной свалке автомобилей, некоторые из которых без дверец и запчастей, некоторые спрессованы, практически все помяты и с разбитыми окнами. Мирно передвигаясь между моделями тачек, он вспоминает слова, которые слышит от галлюцинации:
Я раздобыл машину.
Идеальный лагерь.
Маме необязательно знать об этом.
Это будет нашим маленьким секретом.
Вот она.
Накрытая чёрной плёнкой, отражающая в себе жёлто-зелёные блики от солнца, она стоит среди таких же побитых и исцарапанных авто, как и она. Чонгук в сердцах стаскивает с неё плёнку, сбрасывает её на землю: перед ним предстаёт пыльная машина болотного цвета с изрисованным в граффити лобовым стеклом, — но далеко не это сейчас интересует парня. Он спешит к багажнику, который сейчас плотно закрыт, не позволяя любопытному заглянуть внутрь раньше времени, и это слишком интригует его бешено стучащее сердце. Замедляясь, он становится позади автомобиля, рассматривает покрытый пылью багажник.
Сейчас.
Вспомнить.
Дрожащая в предвкушении рука сама тянется к нему, цепляет за дверцу и с силой, нетерпеливо открывает его. Скобы для цепи надёжно привинчены ко дну авто и сейчас, когда солнечный свет проникает в салон, их металл ярко сверкает. Сердце пропускает удар, ещё один. Он медленно вытаскивает из кармана фонарь с ультрафиолетовым излучением, и, не думая, включает его. Брызги и давние следы, хаотичные, резвые, блекло виднеются при свете дня, но слабый зелёный оттенок проглядывается в тенях салона, куда солнцу не добраться. Он находит. И теперь ему не кажется, что это хорошая идея — ворошить прошлое. Где-то со стороны слушится глухой стук, и именно он отвлекает парня от размышлений насчёт того, чьи же отпечатки есть в салоне легковушки.
Он идёт на звук.
Медленно, не чертыхаясь, Чонгук измеряет шагами свалку, и длинный ряд выброшенных в гору машин — единственное, что отделяет его от источника звука. Где-то там за ним определённо есть кто-то: человек, животное, может, кто-то ещё, в кого не верят душные скептики. Взору предстаёт фигура посреди пустыря, окружённого разбитыми автомобилями. Мужчина, грузный, с горой мышц, стоит спиной и осматривается. Как же, чёрт возьми, Чонгуку везёт на качков и амбалов, которые его перемнут и сломают в два счёта.
— Хей, вы владелец свалки?
Мужчина оборачивается на него слишком резко, нервно, взглядом вгрызся в хлюпкую фигуру психолога, сжимающего в руке фонарь. Даже с такого расстояния видно, что мужчина не в себе. Секунда, одно резкое, еле уловимое движение, выстрел, который вызывает у Гука рефлекс, — он падает на землю, откатывается в сторону, минуя быть вновь пристреленным. Выстрелы не прекращаются, незнакомец весьма настойчив и заинтересован в Гуке, и его тяжёлые шаги слышатся в перерывах между нажатием на спусковой крючок. Фонарь вылетает из рук, но криминалист даже не смотрит на него, вскочив на ноги и увернувшись от ещё одной пули. Ему удаётся встать за заброшенной будкой с заколоченными окнами, и там он прислушивается к окружению.