•••
Драко пришёл на кухню, усевшись на свой стул.
Он был зол; так рассердился, что тонкий слой пота выступил на его лбу, а костяшки пальцев стали белыми, как луна.
Он даже не понимал, почему злился, но тогда это был худший вид гнева, который он мог вынести. Это была беспорядочная, горячая разновидность гнева, бесконтрольно раздирающая его, как лист, унесенный ветром по улице. Такой гнев вызывает слезы на глазах и заставляет дрожать тело. Разрушительный гнев, царапающий и причиняющий боль повсюду.
Он не осмеливался двинуться с места, чтобы сохранять спокойствие и сдержанность. Самая маленькая вещь, вроде мухи, проносящейся у него над ухом – выведет из себя, и он сможет просто разбить каждую тарелку и стакан на этой кухне. Эта кухня. Эта гребаная кухня. Ему следовало найти другое место до того, как Грейнджер вошла в его жизнь много месяцев назад. Тогда, возможно, он не сидел бы здесь сейчас, готовый взорваться. Готовый бить, пинать, разбивать и ломать что угодно и кого угодно.
Кроме нее, конечно.
Малфой услышал ее приближающиеся шаги; робкие стуки ее ног в коридоре. Закрыв глаза, первое, что он почувствовал, был приступ страха, – этот детский прилив нервов, когда ты слишком близок к любимому человеку или к кому-то, кого обидел. Его сердце затрепетало, а позвоночник стал жестким и прямым, как доска. Но затем, когда его пульс стабилизировался, он снова разозлился. Не на нее. Он сам не знал почему.
Когда дверь со скрипом открылась, он затаил дыхание, наблюдая, как она медленно входит на кухню. Одетая в свободные пижамные штаны и футболку, она выглядела так-же, как и всегда, за исключением повязки на левой руке и глубокого серого синяка на щеке.
Его гнев немного ослаб.
Ее волосы были собраны в хвост, и по какой-то причине он обнаружил, что смотрит на ее обнаженную шею, сосредоточившись на ее мышцах, когда она сглатывает. А потом его взгляд остановился на её глазах; глубоких, коричневых и грустных. Тихо и внезапно он снова пришел в ярость. Совершенную ярость.
Он даже не дал ей возможности сесть, прежде чем вскочил со стула.
— О чем, черт возьми, ты думала, Грейнджер?! – крикнул он.
Гермиона вздрогнула и отступила на шаг назад, выражение ее лица стало тревожным и настороженным. — О чем ты…
— Ты знаешь, о чем я говорю! Беллатриса!
— Ты злишься, потому что я спасла тебе жизнь? – недоверчиво спросила Гермиона. — Вот почему ты злишься?
Драко заколебался, скрипя зубами так сильно, что ему показалось, что один зуб скололся. — Это не…
— Как ты смеешь?! – крикнула она. Через секунду ее щеки покраснели, а зрачки расширились, из-за чего глаза казались черными. — Как ты, черт возьми, посмел?! Я пришла сюда, чтобы проверить, все ли с тобой в порядке, а у тебя есть наглость кричать на меня? За то, что помогла тебе?
— Черт, Грейнджер, я злюсь не потому, что ты спасла меня! Я не сумасшедший.
— Тогда в чем твоя проблема?!
— Ты, блять, убила ее!
Гермиона закрыла рот, и ее взгляд метнулся к соседней стене. — И что? Ты убил Алекто, и ещё четырнадцать человек…
— А ты никого, – сказал он уже тише. — По крайней мере, до вчерашнего дня.
— Что ты имеешь в виду? – спросила она, скрестив руки на груди. — Насколько я помню, ты ужаснулся, когда я сказала тебе, что никого не убивала…
— Я не был в ужасе.
— Был! А теперь, когда я убила Беллатрису, возможно, одну из самых кошмарных людей на земле, спасая тебе жизнь, и ты все еще в удивлении!
— Нет, – сказал Малфой, разочарованно зарычав. — Не по этой причине!
— Тогда какая причина? Ты несёшь какую-то чушь!
— Потому что тебе не доходит!
Она нетерпеливо выдохнула и закричала: — Может, если ты, черт бы тебя побрал, попытаешься мне объяснить…
— Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ В ТВОИХ КОШМАРАХ!
Шок, ударивший Гермиону в живот, был настолько сильным, что ее колени дрогнули, и она почувствовала как слезятся глаза. Голос Драко был настолько… болезненным. Она не знала что делать, кроме как таращиться на него, когда он сделал несколько глубоких вдохов. Его лицо сморщилось от беспокойства, а тело было напряженным. Можно было подумать, что он разобьётся, как стекло. Малфой выглядел одновременно неустойчиво и уязвимо.
— Я… что?
Запустив в волосы дрожащие пальцы, Драко сильно выдохнул. Гермиона показалось, что у него, должно быть, болят легкие.
— Это чертовски не дает тебе покоя, Грейнджер, – побормотал он. — Ночью, днем… оно никогда не покидает тебя. И по какой-то причине, твой разум всегда будет возвращать тебя к первому убийству, а ты… – Он остановился и изучающе осмотрел пол. — Ты знаешь, почему я убил своего отца.
Она нервно кивнула. — Потому что он не помог твоей матери.
— Верно. Моя мать была причиной моего первого убийства, и каждый раз, когда я кого-то убиваю, независимо от обстоятельств, я вижу ее. Она всплывает у меня в голове. Она всегда рядом. Как призрак.
— Я не понимаю, – прошептала Гермиона. — Почему ты говоришь мне это?
— Потому что если ты убила Беллатрису из-за меня, – то я и есть твой призрак, – сказал Драко. — Теперь ты понимаешь? Я буду твоим кошмаром. Ты будешь думать обо мне, если или когда будешь улыбаться. Всегда. Я навсегда останусь в том темном уголке твоего разума, о котором ты предпочитаешь забыть, и я не хочу им быть! Я не хочу, чтобы ты начала меня презирать!
— Я не презираю тебя. Я… я никогда не смогу…
— Каждый раз, когда ты будешь смотреть на меня, я буду напоминать тебе то болезненное чувство, которое у тебя возникло, когда ты убила Беллатрису. Я буду напоминать тебе об этом каждый день. Каждый раз, когда ты посмотришь на меня, тебе будет становится плохо.
— Я смотрю на тебя прямо сейчас, и все, что я чувствую, это… – голос Гермионы затих, и она прикусила нижнюю губу. — Я не чувствую себя плохо.
Драко цинично усмехнулся. — Ты будешь. В конце концов будешь.
— С каких это пор тебе не все равно мое мнение о тебе?
Краткое, но отчетливое выражение обиды промелькнуло на лице Драко, но исчезло так быстро, что Гермиона едва успела его заметить. — Не делай этого больше, Гермиона.
Молчание в течение одной, но такой бесконечно минуты и обе пары глаз опущены.
— Я не знаю, что ты хочешь услышать от меня, Драко, – нахмурилась она. — Во время нашей дискуссии о Смертельном заклинании ты, очевидно, критически относились к тому факту, что я никогда никого не убивала. И когда я всё-таки убила, ты меня за это наказываешь.
— Во время нашего разговора ты беспокоились о моральных последствиях. – Он прищелкнул языком. — Это было важно для тебя.
Гермиона пожала плечами. — Некоторые вещи важнее.
После этих слов, его взгляд упал на нее, как ракета, и Грейджер изо всех сил старалась сохранить самообладание. Кровь прильнула к ее щекам и груди под его пристальным взглядом. Она проигнорировала покалывание внутри и внезапное желание переместиться. Его глаза были темными и затуманенными, наполовину скрытыми опущенными веками. Она догадалась, по подергиванию его рта, что он пожёвывал внутреннюю часть щеки; Драко делал это только тогда, когда чувствовал неловкое беспокойство. Как в ночь в читальном зале, и в ту ночь на кухне.
Те два случая, которые, на самом деле, были совсем не поводом, но все же были значительными. Как книга без заключения, эти две ночи заставили ее чего-то жаждать, но она не знала чего. Она даже не была уверена, преследовали ли Драко подобные мысли. Даже его любовь к Огневиски не помогала. Как бы то ни было, в те две ночи его рот подергивался так же, как сейчас.
— Ты сказал, что я ждала «спускового крючка», – пробормотала она. — Возможно… видеть тебя находящимся в опасности, и было моим спусковым крючком.
Он покачал головой. — Мне жаль, что ты слушала все то, что я сказал в ту ночь.
— На самом деле, я не думаю, что это имеет какое-то значение. Не то чтобы я думала о нашем разговоре, прежде чем действовать. Я просто сделала это. Это был… – Она вздохнула. — Инстинкт.