Одновременно с этими истязаниями Сергея начал периодически навещать человек, отказавшийся назвать свое имя, должность и организацию. Всякий раз, когда он приходил, Сергея выводили из камеры и на время встречи помещали в душное помещение без окон. Встречи были короткими, так как незнакомец говорил лишь одно: «Сделай, что нам нужно, или тебе будет хуже».
Каждый раз Сергей молча смотрел на человека по другую сторону стола и отказывался подчиниться.
Никто не знает предела своих возможностей, пока ему не выпадут испытания. И я не знаю, как бы себя повел в такой ситуации. Да и Сергей, наверное, не знал, пока не столкнулся с ними лицом к лицу. Как бы тяжело ему ни приходилось, он всякий раз отказывался лжесвидетельствовать. Сергей верил в святые заповеди и не мог нарушить девятую: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего».
Признать себя виновным в преступлении, которого не совершал, и оговорить другого человека казалось ему недопустимым в любых обстоятельствах. Поступить так было для Сергея горше любых физических страданий.
Невиновный человек, силой оторванный от родных и близких, обманутый законом, преданный государством, стоял перед глухой стеной, которую выстроили казнокрады. За решеткой ему устроили пытку болезнью и искушали — уступи нам, и все опять будет хорошо. Но даже в этих самых невыносимых условиях, когда у него были все основания дать своим палачам то, чего они добивались, человек держался. Утратив свободу и здоровье, рискуя жизнью, он не предал свои идеалы и веру.
Он не сдавался.
30.
Шестнадцатое ноября 2009 года
Сергей переживал этот кошмар наяву, а мои дни проходили словно в полузабытье. Особенно невыносимыми были субботние утра. Я просыпался рано и смотрел, как Елена спит рядом в большой и уютной постели. Возле нашей кровати было окно, а за окном — Лондон. Я был свободен, окружен комфортом и любовью. Я мог прикоснуться к любви и в любой момент ощутить ее тепло — Сергей мог разве что предаваться воспоминаниям. От этой мысли мне становилось тошно.
Стремление разобраться в коммунистическом прошлом моей семьи и как-то увязать его с собственными амбициями капиталиста привело меня в Россию. Но я не мог себе представить, что это наивное желание приведет в заложники тех, кто мне дорог.
Я вставал, шел в ванную, включал душ. Горячая вода обычно давала ощущение обновления, но не сейчас. Она помогала телу, но чувство вины обволакивало меня изнутри и вязало, как смола. Сергею разрешали принять душ от силы раз в неделю, а порой этого приходилось ждать все три. Вода в тюрьме была холодной, а мыло (если оно вообще было) грубое. Камеры были зловонными, и здоровье Сергея угасало. От всего этого меня часто мутило до тошноты. Даже сейчас, по прошествии лет, заходя в душ, я всякий раз мысленно возвращаюсь в то, что пережил Сергей.
Но я все же вставал по выходным, принимал душ, любил свою семью, а получая очередные мрачные новости о состоянии Сергея, еще решительнее боролся за него. Однако и без того тяжелая ситуация продолжала ухудшаться.
В октябре 2009 года, в очередной попытке привлечь внимание политиков к судьбе Сергея, я снова отправился в Вашингтон и Нью-Йорк. Это мало кого интересовало, но я не сдавался. Я должен был обратить внимание всего мира на ситуацию Сергея, но, увы, понятия не имел, как это сделать.
Вечером, когда я проходил регистрацию на обратный рейс «Британских авиалиний» в Лондон, раздался звонок. Это была Елена.
Прежде чем она успела слово вымолвить, я спросил:
— Милая, это срочно? Я как раз сажусь в самолет.
— Да, это важно. Следователи только что предъявили обвинение!
Я сделал шаг в сторону, пропуская других пассажиров.
— Сергею?
— Да... — Она сделала паузу. — И против тебя. Они намерены преследовать вас обоих.
Такой поворот не был неожиданностью, но все же, услышав это, я был потрясен.
— Так они пойдут до конца?
— Да. Планируют устроить грандиозный показательный процесс.
Я задумался и затем спросил:
— Мы понимаем, что будет дальше?
— Эдуард полагает, что Сергею дадут лет шесть. Тебе тоже, но заочно. После этого Россия разошлет красный циркуляр через Интерпол и направит британским властям запрос о твоей выдаче.
Красный циркуляр Интерпола — это международный ордер на арест. Если выпишут такой ордер, то меня могут задержать при пересечении любой границы, стоит предъявить паспорт. Далее российские власти запросят мою выдачу, и запрос скорее всего будет удовлетворен. Меня экстрадируют в Россию, и придется пройти через все то, что пережил Сергей.
— Билл, нам нужно распространить пресс-релиз с опровержением их лживых обвинений.