Выбрать главу

— Билл, вы слышали новости, что Медведев...

— Да, мы с Еленой как раз их читаем. Что вы думаете по этому поводу?

— Знаете, Билл, я никогда не верил ни единому слову этих людей, но, с другой стороны, если это так, то что в этом может быть плохого?

— Думаю, ничего, — согласился я.

Ничто не вернет Сергея, но эта новость позволяла надеяться хотя бы на то, что фундамент лжи даст трещину. А вдруг это шанс — пусть и крохотный, — что российское руководство не последует вновь «катынскому принципу» и не будет лгать об убийстве Сергея.

Две недели спустя, одиннадцатого декабря, пресс-секретарь Медведева сообщил, что по итогам служебной проверки смерти Сергея уволено двадцать руководителей федеральной системы исполнения наказаний. Услышав об этом, я начал представлять, как мучителей Сергея арестовывают по домам и бросают в те же камеры, где томился Сергей.

В тот же день ко мне с мрачным видом подошел Вадим, сжимая в руке какие-то листки.

— Что это? — спросил я, кивнув на бумаги.

— Имена уволенных чиновников. Девятнадцать не имеют ни малейшего отношения к делу Сергея. Некоторые вообще работали за тысячи километров от Москвы — во Владивостоке и Новосибирске.

— А есть в этом списке кто-то причастный?

— Всего один. Но это чушь собачья. Просто пыль в глаза.

Кульминацией отговорок и показушных увольнений стала реакция властей на отчет независимой наблюдательной комиссии по правам человека в местах заключения, опубликованный двадцать восьмого декабря. Эта московская общественная группа расследует нарушения прав заключенных, факты жестокого обращения с ними и подозрительные смерти в следственных изоляторах столицы. Вскоре после гибели Сергея комиссия начала собственное расследование. Проходило оно под руководством честнейшего человека — Валерия Васильевича Борщева. Он и возглавляемая им комиссия лично опрашивали охранников, врачей и сокамерников, так или иначе связанных с Сергеем. Они изучали заявления и жалобы Сергея и материалы его уголовного дела.

Их выводы были однозначными: «Поведение медиков <...> не было халатностью. Это было <...> неоказание медицинской помощи»; на Сергея «оказывалось психологическое и физическое давление»; «случай с С. Л. Магнитским может рассматриваться как нарушение [государством] права на жизнь»; следователи, прокуроры и судьи сыграли свою роль «в создании пыточных условий содержания»; и, наконец, «они намеренно скрывают правду».

Борщев направил отчет в пять различных правительственных учреждений, в том числе в Администрацию Президента, Министерство юстиции и Генеральную прокуратуру.

На выводы комиссии не ответило ни одно.

То, что «Новая газета» опубликовала фрагмент тюремных дневников Сергея на первой полосе, и его прочитало множество людей, не имело для власти никакого значения.

Для них не имело никакого значения и то, что после смерти Сергея вышло 1148 статей на русском языке и 1257 репортажей на английском, в которых упоминались его имя и его история.

Для них не имело значения, что убийство Сергея нарушает негласный общественный договор: «Не вмешивайтесь в конфликтные сферы — политику, вопросы прав человека или Чечню — и живите себе спокойно, довольствуясь плодами авторитарного режима».

Силовые структуры были так поглощены сокрытием фактов, что даже не понимали — то, что произошло с Сергеем, задевает каждого. Сергей был всего лишь хорошим специалистом по налоговому законодательству — представителем молодого среднего класса России, простым человеком, который любит свою семью и каждый день ходит на работу в скромный офис.

Единственное несчастье Сергея заключалось в том, что он случайно обнаружил, как чиновники-коррупционеры совершили крупное хищение из государственной казны, и поступил как патриот своей страны: дал показания. За это его вырвали из нормальной жизни и бросили за решетку, где медленно и методично запытали до смерти.

В конце концов на месте Сергея Магнитского запросто мог оказаться любой россиянин.

Я прятал сомнения, желая верить в то, что Россия оставила далеко в прошлом «катынский принцип» — сознательное распространение лжи от лица государства, чтобы скрыть свою ответственность за преступление. Но под ярким лучом общественного внимания зло не исчезло само. Я хотел добиться справедливости для Сергея в его стране, но другого варианта, кроме как сделать это за пределами России, не видел.

[1] После аннексии восточной Польши в сентябре 1939 года в советском плену оказалось множество поляков.

32.

Война Кайла Паркера

Как же мне добиться справедливости на Западе в отношении пыток и убийства, совершенных в России?