Мы и раньше знали, что Сергей умер насильственной смертью от рук государства, но теперь это стало неоспоримым и документально подтвержденным фактом.
Увидев эти снимки и документы, Наталья Николаевна подала в правоохранительные органы новое заявление с просьбой начать расследование убийства сына. Но снова получила отказ, как и во всех случаях, когда мы пытались что-либо предпринять в России.
Как я мог утешить Наталью Николаевну, разговаривая с ней по телефону? Разве что рассказать, как мы близки к тому, чтобы добиться справедливости по этому делу в Америке. Я обещал ей сделать все возможное. И хотя запрет на въезд в Соединенные Штаты и замораживание активов едва ли выдерживали сравнение с тем, что было сделано с Сергеем, нам удалось хоть что-то противопоставить полнейшей безнаказанности, которой эти люди пользовались до сих пор.
Двадцать девятого ноября 2011 года сенатский комитет по международным отношениям созвал очередное рабочее заседание. Когда на его сайте появилась повестка заседания, я просмотрел список вопросов в надежде увидеть законопроект имени Сергея. Первым пунктом значилась «Резолюция по защите бассейна реки Меконг». Я спустился по странице немного ниже и прочел: «Резолюция, выражающая отношение сената к мирной „жасминовой“ революции в Тунисе». Имени Магнитского в списке не обнаружилось. Я немедленно набрал Кайла:
— Что происходит? Законопроекта в списке нет.
— Пока не знаю. Мы сами пытаемся это выяснить.
Я начал подозревать, что за кулисами ведется какая-то хитроумная политическая игра. Керри упорно молчал.
Казалось, что проблема именно в Керри, и мне подумалось, что есть смысл встретиться с ним — вдруг история Сергея потрясет его так же, как сенатора Маккейна и конгрессмена Макговерна.
Я позвонил Джулианне Гловер. Если прежде ей легко удавалось договориться о встрече с сенаторами, то Керри оказался недосягаем. Тем не менее, она смогла договориться о приеме у Джейсона Брудера, советника Керри по российским делам.
Я прилетел в Вашингтон и на следующий день вместе с Джулианной отправился в Дирксенский корпус сената на встречу с Брудером. Он должен был ждать нас у выхода из зала заседаний комитета по международным отношениям. Брудер, молодой человек лет тридцати с небольшим, среднего роста, с коротко подстриженной бородкой, провел нас в зал весьма необычной конфигурации с П-образно расположенными столами. Не найдя подходящего места для беседы, мы просто взяли себе по стулу и сели в центре зала лицом друг к другу.
Поблагодарив Брудера за то, что тот согласился встретиться, я начал было рассказывать ему историю Сергея, но через три предложения он прервал меня:
— Да-да, я в курсе этого дела. Меня глубоко тронуло случившееся. Он и его семья заслуживают справедливости.
— Именно поэтому мы здесь.
— Послушайте, я много думал об этом. Мы с сенатором были бы рады помочь в деле Магнитского.
— Замечательно. Значит, сенатор Керри поддержит законопроект и будет добиваться его принятия в комитете?
Брудер отклонился назад, и стул под ним скрипнул.
— Ну, говоря по правде, я не считаю принятие закона Магнитского верным подходом в решении этого вопроса, господин Браудер.
«Ну, вот, опять двадцать пять», — подумал я, вспомнив Кайла Скотта и прочих пуганых карьеристов из правительства США.
— Что вы подразумеваете под неверным подходом?
В ответ он чуть ли не слово в слово повторил то самое заявление Госдепартамента. Я пытался возражать, но он не слушал.
В заключение он сказал:
— Билл, поймите, дело Магнитского имеет для нас большое значение. Я хочу предложить сенатору Керри поднять его на встрече с российским послом.
«С российским послом? — мысленно возмутился я. — Да он издевается! Имя Сергея и то, что случилось с ним, — на передовицах крупнейших газет мира! Российский президент часами обсуждал со своими министрами, как свести к минимуму нежелательные последствия дела Магнитского, а Брудер полагает, что тут поможет тихая беседа с послом?»
Я покинул встречу, ругаясь про себя.
Как выяснилось, позиция Керри против рассмотрения закона Магнитского не имела ничего общего с тем, считал он его хорошей инициативой или плохой. В Вашингтоне поговаривали, что Джон Керри препятствует принятию этого законопроекта по одной простой причине: он намеревается стать госсекретарем после ухода в отставку Хиллари Клинтон. По-видимому, одним из условий получения этой должности было проследить, чтобы закон Магнитского не получил зеленый свет в сенатском комитете по международным отношениям.