Звали ее Сабрина. Мы познакомились на шумной вечеринке в Камден-Тауне за полгода до этого. Никогда прежде не встречал я такого удивительного создания. За привлекательной внешностью темноволосой еврейской девушки с северо-запада Лондона скрывалось неотразимое сочетание нежной хрупкости и пылкой решительности. Она осиротела при рождении и выросла в бедной приемной семье на востоке Лондона. Но ей как-то удалось покинуть Ист-Энд, избавиться от местного акцента кокни и стать актрисой мыльных опер. В день знакомства мы вместе ушли с вечеринки, направились прямо к ней домой и с того дня уже не расставались. Две недели спустя я дал ей ключи от своего дома, а на следующий день, вернувшись с пробежки, обнаружил в коридоре два больших чемодана. Так, даже не обсуждая это, мы стали жить вместе. При обычных обстоятельствах я предпочитаю не торопить события, но был так очарован Сабриной, что она могла веревки из меня вить, и я бы не возражал.
Подписав договор с Сафрой, я позвонил из адвокатской конторы Сабрине и предложил встретиться вечером в «Кен Ло», нашем любимом китайском ресторанчике, отметить это событие. За ужином она была на редкость грустной и задумчивой, а я никак не мог понять, что происходит. Когда подали десерт, она наклонилась ко мне и сказала:
— Билл, я очень за тебя рада, но не хочу потерять тебя.
— Но ты же меня не теряешь! Ты едешь со мной! — воскликнул я.
— Если ты рассчитываешь, что я всё оставлю и перееду в Москву, тебе придется взять на себя обязательства и жениться. Мне тридцать пять лет, и я хочу завести детей, пока еще не поздно. Я не могу просто так мотаться с тобой по свету ради развлечения.
Оказалось, что за беспечной чувственной дикаркой скрывается обычная девушка, которая так же, как все, мечтает о семейном счастье — в тот вечер в «Кен Ло» все это проявилось. Я не хотел с ней расставаться, но женитьба казалась мне поспешным шагом — с нашего знакомства не прошло и года. Я промолчал, а когда мы вернулись домой, она принялась собирать вещи.
Приехало такси. Не произнеся ни слова, Сабрина открыла дверь и с трудом поволокла за собой чемоданы по выложенной гравием дорожке.
Мысль о том, что она уходит, оказалась настолько невыносимой, что я решил: «А, была не была!» — и помчался за ней. Преградив ей дорогу к машине, я сказал:
— Сабрина, я тоже не хочу терять тебя. Давай поженимся, поедем в Москву и начнем новую жизнь вместе!
По ее щекам ручьями текли слезы. Она выпустила чемоданы из рук и бросилась в мои объятья, осыпая поцелуями.
— Да, Билл! Я согласна. Я поеду с тобой хоть на край света. Я очень люблю тебя.
9.
На полу в Давосе
Всё начало вставать на свои места: Сафра обязался вложить в фонд двадцать пять миллионов долларов, я был полон инвестиционных идей одна лучше другой, впереди меня ожидала захватывающая и полная приключений жизнь в Москве с любимой девушкой. Но в бочке меда не обошлось без ложки дегтя — приближались президентские выборы в России, назначенные на июнь 1996 года.
Борис Ельцин — первый демократически избранный президент России — баллотировался на второй срок, но дела у него шли неважно. Ельцинский план развернуть страну от коммунизма к капитализму с треском провалился. Предполагалось, что сто пятьдесят миллионов россиян поровну поделят прибыль от массовой приватизации, а вместо этого в стране появилось двадцать два олигарха, которые завладели тридцатью девятью процентами экономики, в то время как все остальные прозябали в бедности. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, профессора подрабатывали таксистами, медсестры шли на панель, а музеи продавали картины прямо из залов. Почти все жители страны чувствовали себя ограбленными и униженными и винили в этом Ельцина. В декабре 1995 года, пока я готовился к переезду в Москву, рейтинг его популярности составлял жалких 5,6 %. А рейтинг Геннадия Зюганова — соперника Ельцина, кандидата от коммунистической партии — по результатам опросов общественного мнения постоянно рос и бил всех остальных кандидатов.
Многие опасались, что если президентом станет Зюганов, то всю приватизированную собственность экспроприируют. Я мог выдержать всё: гиперинфляцию, забастовки, нехватку продовольствия, даже уличную преступность. Но если правительство просто отберет всё и объявит, что капитализм в России не состоялся, придется сушить весла.
Что мне было делать? Шанс, что победит Ельцин, оставался, поэтому я не спешил отказываться от сделки с Сафрой. С другой стороны, фонд не мог вкладывать средства в экономику страны, которая в одночасье могла их отобрать. Я решил, что правильнее всего будет переехать в Москву и подождать. Фонд мог держать деньги на счетах, не вкладывая, пока не станет ясно, кто победит на выборах. В худшем случае я признаю неудачу, возвращу деньги Сафре, вернусь в Лондон и начну все сначала.