К несчастью, первый раунд окончился поражением. Хотя внимание Потанина он все же привлек. Мы словно задели старую рану: к концу недели мне позвонил его «адъютант» Борис Джордан и показал свое истинное лицо. Должно быть, ему здорово досталось от Потанина. По телефону он еле скрывал свое раздражение.
— Б-билл, — сказал он, грохоча и запинаясь, — какого ч-черта ты звонишь нашим инвесторам?
— Разве Леонид не доложил о нашей встрече? — Я старался говорить невозмутимым тоном и надеялся, что голос не дрогнет от напряжения.
— Да, но я думал, что ты понял, каковы ставки.
— Какие ставки?
— Ты, похоже, не догоняешь: ты играешь не по правилам!
Сквозь стеклянную дверь кабинета я взглянул на крепкого охранника. Раз я решил объявить войну этим людям, то какие тут осторожности. Страшно мне или нет — неважно.
— Борис, если вы сейчас думаете, что я играю не по правилам, посмотрим, что вы скажете, когда я сделаю следующий шаг.
Я не стал дожидаться ответа и повесил трубку, смакуя маленькую победу.
Второй пункт плана предусматривал огласку этой истории в средствах массовой информации.
В Москве работало немало хороших зарубежных репортеров, со многими я был знаком, а кое-кого знал довольно хорошо. Среди них была Кристиа Фриланд, шеф московского бюро газеты «Файнэншл Таймс», молодая, невысокая и привлекательная брюнетка. Эта энергичная журналистка с лихвой компенсировала малый рост подходом к жизни — женщина-огонь. Она частенько давала понять в разговорах, что хочет написать статью про олигархов, но ей не удавалось найти храбреца (или глупца, как посмотреть), который согласится говорить откровенно.
Я позвонил ей и договорился встретиться в своем любимом ресторанчике восточной кухни — «Семирамис». Пока мы заказывали еду, Кристиа поставила посередине стола небольшой черный диктофон. С прессой я раньше не общался, мне это было в новинку, так что я просто начал рассказывать всю историю с самого начала. Официанты подносили закуски — хумус, бабагануш — я говорил, а Кристиа делала заметки. Когда подали шашлык, я все еще говорил, а она слушала. Наконец я закончил. Ее сдержанность немного обескураживала. Я засомневался: а вдруг эта история звучит убедительно только для меня? За мятным чаем с пахлавой я решился задать вопрос:
— Итак, что вы думаете обо всем этом?
Мне стоило больших трудов сидеть спокойно и не ерзать, глядя, как она задумчиво обхватила ладонями стеклянную чашку с чаем. Кристиа подняла взгляд:
— Билл, это сенсация. Я давно ждала чего-нибудь в этом роде.
На следующий день Кристиа позвонила Потанину, чтобы узнать его точку зрения, и он отреагировал в типичной новорусской манере.
Казалось бы, деловая логика подсказывает, что теперь самое время отступить. Ведь он только что заработал сотни миллионов долларов на сделке с «Бритиш Петролеумом», зачем рисковать успехом из-за наших нескольких процентов в доле компании? Но здесь, в России, правила игры отличались от привычных: гораздо важнее было не показывать слабость.
Это стало мне уроком: у российских олигархов царят порядки, как на тюремном дворе. Все, что есть у заключенного в тюрьме — это его репутация. Высокое положение в общей иерархии дается непросто и его изо всех сил стараются удержать. Нельзя спокойно стоять в стороне и ждать удара — надо быть начеку и достать противника первым, иначе не уцелеешь. Как минимум тебя сочтут слабаком, ты лишишься уважения и вскоре станешь чей-нибудь «шестеркой». Этими понятиями российские олигархи и политики руководствуются каждый день.
Здравый ответ Потанина на вопрос Кристии звучал бы так: «Госпожа Фриланд, вышло досадное недоразумение. Господин Браудер видел черновые проекты выпуска конвертируемых облигаций, которые не планировалось отправлять в комиссию по ценным бумагам. Я уже уволил секретаря, допустившего эту оплошность. Разумеется, условия выпуска облигаций будут одинаковыми для всех акционеров „Сиданко“, в том числе для господина Браудера и господина Сафры».
Но мы были в России, и Потанин не мог спасовать перед каким-то иностранным заморышем-инвестором. Он не угомонился и ответил примерно так: «Билл Браудер — непрофессиональный и безответственный инвестиционный менеджер. Если бы он как следует выполнял свою работу, то знал бы, что я предприму подобное в его отношении. Инвесторам фонда следует подать на него в суд и взыскать с него убытки».
Выражаясь «по понятиям», это было признание в умышленной «разводке», причем публичное.
На той же неделе Кристиа сдала в номер подробную статью. Новость тут же подхватили другие издания — «Рейтер», «Блумберг», «Уолл-стрит Джорнал» и московская англоязычная газета «Москоу Таймс». В последующие несколько недель в финансовых кругах, причастных к российскому рынку, активно обсуждали размывание нашей доли в «Сиданко». Другая популярная тема — сколько я протяну в сложившихся обстоятельствах.