— Если допустить, что это правда и я дам тебе об этом эксклюзивное интервью, подождешь четыре дня? — спросил я.
Он не был в восторге от такого ответа, но для журналиста это лучше, чем ничего, поэтому мы договорились, что я позвоню ему в понедельник.
После разговора с Аркадием я не находил себе места. Журналисты любят и чуют сенсации. Мне надо было лишь продержаться следующие тридцать шесть часов. Но в пятницу в половине одиннадцатого утра мне на телефоне оставила голосовое сообщение Элиф Кабан, журналистка агентства «Рейтер». Она не назвала причину звонка, но без четверти двенадцать позвонила снова.
В тот день я обещал отобедать с давним приятелем из Вашингтона и ушел на встречу, не ответив на ее звонки. Мы встретились c ним в одном ресторанчике в китайском квартале Лондона, я отключил телефонный режим, но оставил смартфон на столе для приема электронной почты, чтобы на всякий случай следить за развитием ситуации с «Рейтер». Только мы начали выбирать блюда, как экран замигал — пришло электронное сообщение от моего секретаря: «Билл, с вами пытается связаться Элиф Кабан. У нее есть информация из заслуживающих доверия источников, что вам запрещен въезд в Россию, и они хотят дать вам возможность это прокомментировать. Пожалуйста, перезвоните ей. Это уже четвертый ее звонок за сегодня. Элиф Кабан чрезвычайно настойчива!»
Я смотрел на это сообщение несколько секунд, потом положил смартфон в карман и попытался получить удовольствие от обеда. Я понимал, что все вот-вот полетит в тартарары, и хотел насладиться последними минутами покоя.
Выйдя из ресторана, я отклонился от обычного маршрута и прошелся через Грин-парк. Был яркий и свежий весенний день — один из тех дней, когда особенно приятно ощущать себя жителем Лондона. Я дышал свежим воздухом и смотрел на прогуливавшихся в парке беззаботных людей — их мир не перевернется с ног на голову в ближайшие полчаса.
Завершив прогулку, я вернулся в рабочий кабинет. Нескольку минут спустя агентство «Рейтер» выдало заголовок новостного сообщения: «Главе компании Hermitage запрещен въезд в Россию».
Завесы тайны пали, и мой телефон тут же замигал, как новогодняя елка. Звонили из «Файнэншл Таймс», «Дейли Телеграф», «Индепендент», «Уолл-стрит джорнал», «Форбс», «Коммерсанта», «Ведомостей», «Доу Джонс», «Ассошиэйтед пресс», «Нью-Йорк Таймс» и еще десятка других агентств и изданий. Именно об этом предупреждал меня Саймон Смит: теперь волну не остановишь. У российских чиновников уже не будет возможности сохранить лицо, так что судьба моя была решена.
С этого момента я знал: Россия для меня осталась в прошлом.
Но вот только Россия меня не отпускала.
21.
«Большая восьмерка»
Когда российское правительство решает за кого-нибудь взяться, оно не делает это взвешенно и дозированно, а обрушивается всей своей мощью. Когда на пути Путина встал Михаил Ходорковский, репрессии ждали не только его самого, но и всех, кто был с ним как-то связан: руководство компании, юристов, бухгалтеров, поставщиков и даже благотворительные организации. К началу 2006 года в российских тюрьмах оказались десять человек, имевших отношение к «ЮКОСу»; еще больше сотрудников и партнеров были вынуждены покинуть страну, а власти арестовали активы на десятки миллиардов долларов. Это послужило мне наглядным уроком, и я не хотел позволить российским чиновникам так же расправиться со мной. Я должен был как можно скорее вывести своих людей и деньги своих инвесторов из России.
Для осуществления задуманного в Лондон из Москвы приехал партнер Hermitage Иван Черкасов. Он пришел в компанию за пять лет до этого из американского инвестиционного банка «Дж. П. Морган» и отвечал за отношения с брокерами, банками и персоналом. Ивану исполнилось тридцать девять лет. Это был высокий, телегеничный мужчина, настоящий профессионал, безукоризненно владеющий американским английским.
Он арендовал офисное помещение на улице Тависток в районе Ковент-Гарден, где расположил наш оперативный штаб, и взялся за дело.
Перевезти наших людей из России оказалось относительно просто: в течение месяца все из Hermitage, кто мог стать мишенью, и их семьи были в безопасности за пределами России.
Сложнее обстояло дело с продажей российских ценных бумаг стоимостью в несколько миллиардов долларов: продать бумаги нужно было так, чтобы об этом не узнали на рынке. Если бы стало известно о наших планах, брокеры и биржевые игроки начали бы играть на понижение. В нашем случае, узнай они о том, что компании фонда Hermitage собираются продавать акции «Газпрома», они бы заранее выставили свои пакеты акций на продажу, чтобы сбить цену, а это могло стоить инвесторам фонда Hermitage сотен миллионов долларов только в отношении этой одной компании «Газпром».