Он смотрел эти новостные выпуски с бесконечными включениями с места событий с той же периодичностью, с какой они выходили в эфир, впитывая всё сказанное, заучивая наизусть и глядя на почерневшие руины того, что когда-то было его домом. Телевизор работал без перерыва, телеведущая с местного канала, некогда приходившая к Рэдли, чтобы сделать репортаж об их семье, что-то с демонстративной прочувствованностью говорила, изредка кривя яркий рот и пытаясь, что называется, удержать лицо. Периодически норовила заплакать, но тут же себя одёргивала.
Он думал о том, что она плачет, возможно, не потому, что сочувствует и сопереживает случившемуся. Больше потому, что строила какие-то планы на Килиана Рэдли, а после его гибели осталась ни с чем. Планы приказали долго жить. Девушка расстроилась. Она мечтала, но мечты угасли.
Любой другой ребёнок, оказавшись на его месте, думал бы совсем о других вещах, но он, кажется, уже тогда был до невозможности циничен, и ценности, которые ему старательно прививали, игнорировал, выбирая и устанавливая перед собой другие приоритеты.
В его руках, когда он сидел перед телевизором, по-прежнему была коробка с соком.
Ананасовым.
Он запомнил.
С тех пор пил всё, что угодно, кроме этого сока.
И ананасы тоже не ел.
Любые десерты и салаты, в которых они встречались, на дух не переносил.
— Тереза, — позвал он тогда, повернув голову, и глядя на женщину, приютившую его на исходе ночного приключения.
Она вскинулась, подарив ответный взгляд. Губы были поджаты. В глазах стояли слёзы.
— Да?
— Я могу остаться?
Ответ не заставил себя ждать.
Она кивнула.
— Оставайся.
— Спасибо, Тере… — запнулся, но быстро взял себя в руки. — Спасибо, мама.
Он воспользовался предложением. Вскоре они собрали вещи и уехали. Тереза сказала, что хочет увезти его подальше от этого кошмара. Он подумал, что, в первую очередь, она пытается уйти от своих страхов и переживаний. О нём не думает вообще. Возможно, он её даже раздражает. Возможно, она была бы рада придушить его, положив на лицо подушку во сне. Или придумав любой другой способ, куда эстетичнее и экстравагантнее.
Она могла вообще ни о чём таком не думать, искренне заботясь о нём и о его пострадавшей от потрясения психике.
Но она убегала.
А он знал, что вернётся.
Обязательно.
И будь, что будет.
Как только наберётся нужных знаний. Как только научится всему, что способно ему помочь, так сразу же и вернётся.
На это ему пришлось потратить целых двадцать лет.
Сначала искать деньги.
Без денег всё это не имело никакого смысла
Потом правильно их вкладывать, чтобы набраться знаний.
Снова искать источники дохода, в разы превышающие первоначальную ставку, потому что и теперь затея без денег выгорать не желала. Пожалуй, во второй раз они значили даже больше, чем в первый, и роль играли наиважнейшую.
Он не собирался прятаться по грязным углам, снимать зачуханные комнаты, чьи стены водили близкое знакомство с плесенью и тараканами, в полуразвалившихся домах. Не планировал одеваться в затасканные вещи, в которых стыдно выйти на улицу. Он планировал вернуться в город детства с размахом и помпой. Не претендуя на корону, которую носил — всё ещё носил; потрясающее постоянство! — Ингмар Волфери, но периодически на неё заглядываясь и подумывая о том, что изумруды, оправленные в золото, будут идеально сочетаться с его глазами, подчёркивая их красоту.
Не то, что в случае с Ингмаром.
Хотя, тот продолжал отчаянно молодиться. И доказывать всем, что ещё находится на коне.
Хрен кто его с места сдвинет.
Разве что преемник однажды появится.
Но — заметьте, поскольку это важная деталь! — преемник, а не левый человек, посчитавший себя достойным.
Имя преемника не скрывали. Не делали из этого великой тайны.
Его знали все в этом городе. Да и не только в этом, раз удалось разведать подробности, находясь за сотни миль от конечного пункта назначения.
Благодаря своим связям, немногочисленным, но крайне важным и ценным, знал это имя теперь и тот, кто называл себя не иначе, как Рэд.
Знал и жаждал свести с будущим преемником Ингмара знакомство, отведя ему определённую роль в своём спектакле.
Премьера сезона.
А, может, последние гастроли любительского театра.
Это не важно.
Не обращайте внимания на мелочи.
Просто любите и жалуйте.
Цветы можно будет подарить потом, когда опустится занавес. Желательно — зрителям, режиссёр в них не нуждается.
У него аллергия на цветы. В особенности на лилии сорта «Касабланка».
Он вообще все цветы не любит.
Написанием сценариев и постановкой спектаклей, в основе которых лежали криминальные драмы, ныне увлекался не только Ингмар. Рэд оценил его старания, проанализировал увиденное, принял к сведению, проработал первооснову на предмет ошибок и решил поразить своего соперника ответным представлением. Открытый кастинг на роли главных героев не проводился. Он проходил в закрытом режиме. Всё распределялось по талантам и умениям. Жаркое дыхание прошлого вот-вот обещало опалить не только самого Рэда, но и всех тех, кого он решил задействовать в своём интерактивном спектакле.
Никакой импровизации.
Когда режиссёр объявляет начало, все подчиняются его указаниям.
А главный режиссёр здесь он.
Одна звезда сгорела.
Настало время перемен. Пора дать дорогу молодым.
«Седьмое небо» заполнялось — количество посетителей значительно возросло.
Он наблюдал за ними с интересом экспериментатора, посадившего в банку несколько пауков и желающего поскорее узнать, чем окончится данное противостояние. Сейчас пауки находились в состоянии спячки, ничего толком не делая и не зная, что вскоре их к совершению тех или иных действий настойчиво подтолкнут, а они этого и не поймут, ошибочно посчитав, что сделали всё по собственному желанию.
Забавные.
Он улыбнулся, чуть приподняв правый уголок губ.
Уже знакомая официантка возникла в поле зрения, закрыв обзор на общий зал. Наклонилась, опустив на столик широкий бокал с огненно-оранжевым содержимым. Мгновение спустя, по стеклянному краю заплясало пламя.
— Что это? — поинтересовался Рэд, зачарованно глядя на то зрелище, что было ему предложено, и с трудом отвлекаясь.
Пламя разгоралось ярче, отражаясь в стекле, играя на его поверхности.
Огонь Рэда не пугал. Они подружились давно. Гораздо раньше, чем на смену природной стихии, несущей за собой смерть и разрушение, пришли смертоносные разработки человечества, вроде тех же пистолетов и ножей.
И дружба их с годами не угасала.
Напротив, связь становилась всё крепче, а адская леди с косой, вероятно, знала его в лицо, и каждый раз здоровалась, как с родным и близким. Здоровалась и уходила, понимая: он способен подарить ей десятки чужих жизней, но свою так просто не отдаст. За неё ей придётся побороться.
— Вы просили нечто особенное, — произнесла девушка.
— И это, надо полагать, оно?
— Попробуйте. Вам понравится.
— Уверена?
— Да.
Он улыбнулся.
Пламя потухло. Сначала ослабело, а потом и вовсе исчезло, не оставив ничего на память о себе.
— Как называется?
— «Hell & Heaven».
— Отличное название.
Он не лукавил, не иронизировал и не пытался добавить в свои слова долю сарказма. Название его действительно позабавило. Райский вкус, адская подача, отсюда и цвет, и обязательное пламя.
Что ж, девушка была права.
Коктейль пришёлся ему по вкусу.
Не ударил в голову, снося крышу и заставляя потерять самоконтроль, не оказался убойной вещью, от которой к горлу подступает тошнота. Он был мягким и обволакивающим на вкус, с постепенно раскрывающимися многочисленными оттенками. Что примечательно, вопреки ожиданиям, без доминирующей ноты апельсина. Его в напитке и вовсе не прослеживалось, лишь насыщенный обманчиво-рыжий цвет вводил в заблуждение.
Распитие коктейля с таким громким названием прямо-таки подталкивало к произнесению соответствующего тоста. Оставшись в одиночестве, Рэд поднял бокал, немного покачал его, сжимая ножку, балансируя на тонкой грани — секунда до того, как содержимое перельётся через край, но, спустя мгновение, всё снова в порядке — и произнёс негромко: