Тогда Рэймонду пришлось какое-то время общаться с Норманом, но встречи и разговоры были короткими.
В целом, ребёнок не представлял для Нормана интереса. Консультации по деловым вопросам Норман раздавал Юноне, иногда — Килиану, а на их сына и внука смотрел, как на предмет мебели, что стоит на месте, никому не мешает, но и внимания не привлекает. Пусть стоит себе дальше, пока его не решат передвинуть или вышвырнуть на помойку, предварительно разломав на части. Пусть радуется жизни наивное дитя. Недолго осталось.
Он не принимал участия в разработке плана по устранению неугодных Ингмару людей, не появлялся в ту ночь на пороге их дома, не размахивал пистолетом, не выпускал в каждого из них по несколько пуль. Неизвестно, где он находился в тот миг. Может, праздновал в одиночестве, заедая пунш или грог имбирным печеньем, может, готовил индейку, стремясь поразить кулинарными талантами очередную свою пассию, коих тогда было — не сосчитать, может, не праздновал вообще. Не имело значения, чем он занимался в рождественскую ночь.
Те, кто исполнил главные роли в спектакле Ингмара, отправились на тот свет, под бравурную мелодию — «Ода радости» прозвучала для них в последний раз.
Норман сделал свой вклад немногим позже, когда были оглашены завещания Килиана и Юноны Рэдли. Разумеется, согласно официальным документам, все их средства переходили в руки Рэймонда, но раз его тоже не стало, силу обрели иные дополнения. Всё, чем располагали при жизни Рэдли, переходит в руки Ингмара Волфери и его семьи. Кто бы мог подумать, что Юнона и её сын настолько щедры и добры к своего деловому партнёру? Братские узы, как они есть.
Килиан был мне братом. Не по крови, но… Иногда казалось, что он мне ближе родственников, в окружении которых я вырос.
Да-да, разумеется.
Именно так всё и было.
Все прониклись и почти поверили.
Несложно догадаться, кто вдохновенно составил новые документы и протолкнул их вперёд, сделав основными, актуальными, имеющими юридическую силу, засунув оригиналы, к созданию которых приложили руку истинные Рэдли, в задницу.
О Ванессе, когда речь зашла о возможности наследования, само собой, никто даже не вспомнил.
Размышляя об этом, Рэймонд радовался подобному повороту событий, осознавая, что одной жертвы всё-таки удалось избежать. Она этого не знала, вообще ни о чём не подозревала. Может, и к лучшему.
Последний раз он виделся с матерью в тот день, когда проходили похороны. Она прилетела в Наменлос, не сослалась на занятость и не стала напоминать всем собравшимся о том, что давно откололась от этих людей и перестала считаться частью семьи. Ванесса стояла, потерявшись в толпе, лицо её скрывала тёмная вуаль. Рядом отирался Ингмар, всё время пытался Ванессу обнять и наверняка утешал её, показывая, как велика потеря для них обоих.
Рэймонд крепко сжимал ладонь Терезы, не смея подбежать к родной матери и обнять её. Не смея сообщать её правду о том, что ему удалось выжить, а хоронят совсем другого мальчишку, имевшего несчастье заночевать в особняке.
Присутствовал в тот день на кладбище и Норман.
Тогда и с этим человеком они виделись в последний раз.
А сегодня встретились вновь, в этом царстве неоновых огней, алкоголя и разврата — поиск партнёра на одну ночь, никаких обязательств и задела на длительные отношения. Со стороны Нормана, так определённо, бесспорно. Ему постоянные отношения не требовались, ими он уже обзавёлся, женившись несколько лет назад. Поздний брак, жена на пятнадцать лет моложе, сын — гордость отца, воскресные вылазки на барбекю и прочие радости жизни обычной семьи, ценящей понятие домашнего уюта и комфорта.
Рэймонд в отношениях с этим человеком тоже потребности не испытывал, и на то у него имелся целый ряд причин. Основных — две. Осведомлённость и желание отомстить. Трудно заводить романтические отношения с тем, кто прославился благодаря своим садистским наклонностям, любви к играм в постели с разнообразным — чаще огнестрельным — оружием, склонностью к контролю и потрясающей нечуткостью к жертвам своей порочной страсти. Ещё труднее заводить их с потенциальным трупом, которого именно ты и собираешься сделать из потенциального — настоящим. Перед глазами стоит иной образ, с которым эротические фантазии несовместимы ни капельки.
Рэймонд вот представлял, и возбуждения — как ни бывало.
Да и, в принципе, Норман относился к типу мужчин, неспособных пробуждать в Рэймонде сексуальное желание. Двадцать лет не прошли для него бесследно. Он изменился. И перемены эти произошли не в лучшую сторону. Он не обзавёлся ужасающе огромным пивным животом, не обрюзг, не поседел полностью, но выглядел не слишком приятно. Отталкивающего в нём было больше, нежели привлекательного. Есть мужчины, которых возраст делает не только солиднее, но и красивее на порядок, чем в молодости. Норман к этой категории не примыкал. А, может, виной тому были воспоминания Рэймонда о своих детских годах и о наблюдении за этим человеком, накладывающиеся на восприятие нынешнее. Флиртовать с ним не хотелось. Желания шли вразрез с необходимостью. Он жаждал от взгляда ускользнуть, невидимое прикосновение сбросить. Пойти и вымыться.
Основательно.
С мылом и дезинфицирующим средством.
Чтобы изобразить дикую страсть, вспыхнувшую в миг, когда взгляды, наконец, пересеклись, достаточно было немного поиграть со своим воображением, заменить слайды, перетасовать их, подставив на место Нормана племянника Ингмара.
Вэрнон.
Младший мистер Волф-ф-фери-и.
Окажись он здесь, сию же минуту, ничего не пришлось бы изображать. Всё случилось бы само собой, вспыхнуло ослепительно ярко, лишая не только возможности видеть, но и размышлять здраво. Огромное количество разлитого топлива и зажигалка, спланировавшая в эту огнеопасную жидкость. Стремительное помутнение рассудка, взрыв, без длительного расчёта ходов и переосмысления. Без попыток предсказать результат.
В омут с головой.
Совсем не тихий омут.
Незабываемый Вэрнон Волфери.
Невытравляемый из памяти.
И собственное желание забыть не играет решающей роли.
Ожидание рисует одно.
Реальность подсовывает другое.
Если думать о молодом Волке, свихнуться — проще простого.
И лучше бы переключиться на нечто иное. Более актуальное сегодняшней ночью.
В какой-то степени, ситуация вырисовывалась забавная. Со стороны их обмен взглядами сложно было расценить как-то неоднозначно, придумав многочисленные трактовки. Ничего необычного не наблюдалось. Флирт и желание провести время в одной койке — то, что принято именовать проявлением низменных желаний, ничем не скрытых и не завуалированных. Иначе и быть не может, не так ли?
О чём ещё думать в подобных заведениях?
О позах, в которых представится возможность взять случайного любовника, о предполагаемом размере его члена, о пристрастиях? Всё, что напрямую связано с постелью. Уж точно не о том, как жить с однодневкой долго и счастливо, а потом встретить старость в уютном домике, обустроенном по общему плану.
Норман наверняка думал именно о том, что первым приходило на ум при попытке проведения спонтанного анализа. Исключение — размышления о размерах. Они его не интересовали. Он не ложился под кого-то, отдавая предпочтение позиции топа, причиняя любовникам боль, наслаждаясь тем, как они рыдали и ломались в его руках, будто куклы. Он любил таких… куколок. Брюнетов с длинными волосами, белокожих, с ярко-голубыми глазами, немного смазливых, дорогих на вид, породистых. Классика жанра. Кожа, как фарфор. Губы, как кораллы. Глаза, как озёрная синь. Белоснежка во плоти, сменившая половую принадлежность, и ставшая прекрасным юношей.
Он не убивал их, не калечил, но…
Вряд ли бы нашёлся кто-то, желающий повторить печальный опыт.
Все, кто ловился на господина адвоката в былое время, не подозревали о его пристрастиях. Реальность готовила для них немало открытий, как чудных, так и не очень. Всё-таки второе. Пистолет, приставленный к голове или засунутый в рот, палец на спусковом крючке, надсечки на коже, сделанные лезвием, оставляющим после себя кровь на простынях… И винить некого.