Воскресенский (высовываясь из-за угла, сильно заторможенным голосом на одной интонации). Рискуешь, Осенька… вдруг мы нынче Алексан Саича любим? Дай мне пирог. Гы!..
Хесин вздрагивает. Дверцы шкафа распахиваются.
Хесин (хмурясь и порываясь к столу и шкафу одновременно). Ну вот, ты…! Я же просил не пугать меня зря!
Воскресенский (пристально глядя на пироги). Дай мне пирог. Я с утра ничего не ел.
Хесин (запихивая выпавшие книжки обратно на полки – как попало). А сейчас и не утро уже! Ага! Я, между прочим, обедаю! А тебе – вредно. Жирным будешь.
Воскресенский (никак не реагируя на шутку – все так же, на одной интонации). Почему ты такая сволочь? Ну, дай мне хотя бы одну штуку. Ты – завтракал. Дай.
Хесин. Не дам. Я старый – могу неожиданно умереть. Поэтому обедаю дважды. Отстань.
Воскресенский берет оба пирога и заталкивает их в рот, ничуть при этом не давясь.
Воскресенский (возвращаясь к чтению газеты). Ненавижу тебя. Зараза. Смотри, что я, оказывается, написал. Интересно.
Хесин (уже прожевав и проглотив пироги, облизывается). Что? Икота прошла, да? Расшифровал-таки?
Воскресенский (смутно поднимая глаза от газеты). А ты что – видел? Я вот ничего не помню. Помню, был парк, ты опоздал, потом Лева принес свиную нарезку и пластиковые стаканчики – упаковка пять штук, цена пятнадцать семьдесят за все, и потом – эта баба… о-ооо!.. (Горестно закрывает лицо газетой.)
Хесин (подходит к Воскресенскому, присаживается на его письменный стол. Дурашливо-ласковым голосом). Ну, что она? Обидела тебя? Не плачь, маленький! Тетки – они такие! Им только дай поиздеваться над Воскресенским! Не плачь, маленький! (И вправду гладит его по голове грязной рукой. Рука – в масле от пирогов.)
Воскресенский (не замечая подвоха). Я написал, что мы сидели в Покровском-Стрешнево. Мы что, правда, там сидели? Ни черта не помню.
Хесин (продолжая издеваться). Мы там не только сидели. Мы там ходили и даже лежали, Сашенька! А Лева наш еще хотел с моста прыгать! Но мы – лично ты – его остановили! Мы не дали ему рискнуть нашими стаканами и свиной нарезкой! Ты – молодчина!
Воскресенский (делая неловкие попытки освободиться от хесинских ласк). Перестань меня гладить. Педераст чертов. Не дал мне пирог, а теперь – пользуешься. Убери руку.
Хесин (отходя к своему компьютеру). Охина требует от тебя филантропию. Я на прошлой неделе писал. Теперь – твоя очередь. (Кидает ему через стол яблоко. Тот не успевает поймать, и яблоко расплющивается о стенку, оставляя на ней пятно.)
Воскресенский (зажмурившись и поджав под себя руки и ноги). Ты – дурак. Совсем меня убить хочешь. Я и так нервный. Я не буду ничего писать – потому что я не помню, на кого из политиков мне нужно злиться. Я вообще своего псевдонима не помню.
Хесин (обкусывая свое яблоко). Да зачем тебе псевдоним какой-то? Ты и так страшный. Слушай, я серьезно. сегодня сдаем филантропию, звоним Басинскому и опосля идем жрать борщ в «Мисхет». Давай, работай.
Воскресенский (все больше прикрываясь газетой). Я отказываюсь. По личным причинам. Гы!..
Хесин (злясь). Порочный противный мальчик! Давай, работай. Надоел! Сейчас Охину позову!
Воскресенский (изображая страх). Понял, понял. Клара Цеткин форевер! (Делает неприличное движение руками.)
Хесин (жадно улыбаясь в монитор). Дурак ты, Сашенька!
Раздается звонок по городскому телефону. Хесин и Воскресенский с минуту смотрят друг на друга, ожидая, кто возьмет первым. Наконец первым берет Хесин.
Хесин (строго). Да. Хесин. Нет. Чистейшая питьевая вода ваша нам не нужна. Мы пьем из-под крана в сортире. Пожалуйста.
Хесин вешает трубку. Не успевает убрать руку, как раздается звонок по внутреннему телефону. Хесин берет трубку опять.
Хесин. Да. Хесин. Что? Почему не работает? Не могли прозвониться? Минуточку. Подождите, я через пять минут выйду к вам (вешает трубку и смотрит на Воскресенского). Началось. У нас сломался городской телефон.
Воскресенский (безмятежно). Но вода же к нам прозвонилась?