Я не знаю, почему, но я думал, что он должен быть неким отчаявшимся старшим сыном, поддерживавшим тяжким трудом свою мать и сестру, как многие отчаянные политики.
Тем же самым воскресным днём я прогулялся в предместья города и, привлечённый видом двух больших помпейских колонн в форме чёрных шпилей, видимо, вырастающих непосредственно из почвы, приблизился к ним с превеликим любопытством. Но, увидев низкий парапет, соединяющий их, с удивлением обнаружил под ногами дымную пустоту в земле, со скалистыми стенами и тёмными отверстиями на одном конце и уходящими прочь несколькими линиями железных дорог, в то время как вдаль, прямо по открытой местности пролегла бесконечная железная дорога. Над этим местом была переброшена красивая каменная мавританская арка, и постепенно, пока я рассматривал все эти небольшие арки со стороны полости основания, ко мне пришло неясное чувство, что я видел всё это прежде. Всё же что это такое? Конечно, я никогда не был в Ливерпуле прежде: но тогда что это за мавританская арка?! Конечно, я очень хорошо её помнил. Только спустя несколько месяцев после приезда домой в Америку моё недоумение по этому вопросу было развеяно. Посмотрев на старый номер журнала «Пенни Мэгэзин», я увидел там живую картинку этого места и вспомнил увиденное то же самое в годы, предшествующие печати. Она показывала места, где Манчестерская железная дорога входит в предместья города.
Глава XLII
Он столкнулся со старым джентльменом
Случившееся со мной в Отделе новостей на Площади Менял, о чём я поведал в предыдущей главе, напомнило мне о другом случае, в лицее, уже спустя несколько дней, о котором также стоит здесь рассказать, прежде чем я о нем не забуду.
Я смело шёл вниз по улице, когда был поражён видом коричневого каменного здания, очень большого и красивого, и решил узнать, что оно собой представляло. Окна были открыты, и внутри я увидал рассевшихся в комфорте и заложивших для удобства ногу на ногу нескольких с виду спокойных, счастливых пожилых джентльменов, читающих журналы и бумаги, причём один из них держал в руке золочёный томик какой-то книги.
Да это, должно быть, лицей, подумал я, пожалуй, стоит посмотреть. Поэтому я извлёк свой путеводитель и открыл его в надлежащем месте, и, конечно же, оказалось, что строение передо мной перестраивалось камень за камнем. Я стоял некоторое время на противоположной стороне улицы, пристально глядя то на мою картинку, то на оригинал, часто останавливаясь взглядом на приятных господах, сидящих в открытом окне, пока, наконец, не почувствовал не поддающийся контролю импульс на мгновение войти и просмотреть новости. Я – бедный, одинокий юнга, подумал я, и они не смогут протестовать, тем более что я из другой страны, и незнакомцы должны будут оказать мне любезность. Я снова вернулся к этой мысли лишь с небольшим колющим предчувствием в сердце, затем, наконец, перешёл через дорогу, вытер ноги, почистив обувь о бордюрный камень, снял свою шляпу, всё ещё стоя под открытым небом, и медленно вошёл внутрь.
Но я не сделал и шага в этой большой и высокой комнате, заполненной множеством славных достопримечательностей, когда раздражённый старый джентльмен оторвал взгляд от
«Лондон Таймс» (это название я увидел напечатанным жирным шрифтом в конце большого листа, удерживаемого его рукой), посмотрел на меня, как будто я был странной собакой с грязными помыслами, укравшей что-то из сточной канавы и принёсшей в эти чистые апартаменты, и отчаянно замахал на меня своей тростью с серебряным набалдашником, да так, что у него с носа свалились очки. Почти одновременно ко мне подступил ужасно злой человек, который глядел так, будто у него был горчичный пластырь на затылке, что постоянно его раздражало. Он отбросил какие-то бумаги, которые разглаживал, взял меня за мои невинные плечи и затем, поставив свою ногу на широкую часть моих панталон, выпер меня ею прямо на улицу, отправив на прогулку без каких-либо извинений за оскорбление. Я бросился за ним назад, но тщетно: дверь уже была заперта.
У этих англичан нет манер, это ясно, подумал я и в мечтательности потащился вниз по улице.