Что теперь было делать? Его друзья собрали ему часть необходимого, и скоро Гарри отправился в Бомбей гардемарином от Ост-Индской компании, во время службы в которой он был известен как «морская свинка», каковым шуточным названием тогда награждала гардемаринов команда. И, учитывая порочность его поведения, его изящное сложение и мягкий цвет лица и что золотые гинеи были для него недоступны, это прозвище в отношении бедного Гарри оказалось весьма неподходящим. Он совершил одно путешествие и вернулся, другое, и вернулся, и затем бросил своё занятие с отвращением. По прошествии нескольких недель в Лондоне его кошелёк снова был почти истощён, хотя, много промотав, он отвергал мысль о возвращении домой к своей тёте и исправиться – хотя она часто писала ему любезнейшие письма с этой надеждой, Гарри решил поторопиться в Новый Свет и там сколотить новое состояние. Горя этой идеей, он собрал свой чемодан и сел на первый поезд в Ливерпуль. Прибыв в этот город, он сразу же пошёл в доки исследовать американскую погрузку, но тут новая четвертная нота вошла в его мозг, разродившийся его старыми морскими воспоминаниями. Они привели его к идее надеть грубые штаны и куртку и благородно пересечь Атлантику в качестве матроса. У него был романтический характер, ни дать ни взять, и презрение к прекрасным пальто одновременно совпадало с его дерзким презрением ко всем предшествующим условностям.
С таким настроем он обменял свой чемодан на рундук из красного дерева, продав кое-что из своих излишков, и перетащил его в квартиру под вывеску «Золотого якоря» на Юнион-стрит.
После заведения знакомства с ним и изучения его намерений я всецело загорелся пожеланием, чтобы Гарри сопровождал меня домой на «Горце», которое он горячо принял.
Но у меня не было абсолютной уверенности, что он преуспеет в соискании места у капитана, хотя во время нашего пребывания в доках трое из нашей команды оставили нас, а их места к нашему отъезду ещё не заполнились.
И здесь стоит сказать, что вследствие плотной загрузки, по причине которой американские суда долго остаются в Ливерпуле, их капитаны находятся под обязательством продолжать платить заработную плату своим матросам, когда те выполняют минимум работы или вообще никакой, и под необходимостью селить их на берегу, как лордов, в свободное время, и поэтому нисколько не возражают, чтобы их матросы скрывались, если им хочется, и, таким образом, теряли свои деньги, так как хорошо известно, что, когда потребуется, новую команду можно будет легко набрать через портовых агентов.
Капитан Риг бегло говорил по-английски и вследствие долгой службы на нью-йоркских судах был почти американцем с виду, но всё же был фактически русским по рождению, хотя этот факт он пытался скрывать. И если он был экстравагантным в своих личных расходах, даже избалованным привычкой к роскоши, по-восточному непозволительной, то с другой стороны, капитан Риг всё же был скупцом, что, воистину, выразилось в великолепной стипендии в три доллара, которой он вознаградил мои собственные ценные услуги. Поэтому между Гарри и мной было оговорено, что он должен будет предложить ему отправиться, как юнге с тем же самым уровнем заработка, что и у меня, и у меня нет сомнений, что, подстрекаемый дешевизной сделки, капитан Риг с удовольствием согласится с ним, поскольку вместо того чтобы платить шестнадцать долларов в месяц многоопытному матросу, кто потреблял бы целиком свой рацион, он наймёт моего молодого друга из Бьюри со ставкой полдоллара в неделю с воодушевляющей перспективой того, что в конце путешествия его чистейшее нёбо не станет средством сокращения солидного баланса солёной говядины и свинины в бочке с провизией.
Использовав часть денег, полученных от продажи нескольких из его бархатных жилетов, Гарри по моему совету облачился в гернсейскую тельняшку и военные штаны и вот так экипированный появился одним свежим утром на квартердеке «Горца», благородно сняв свою девственную шляпу перед устрашающим Ригом.
Едва его пожелания были сообщены, как я почувствовал, что встретился в капитане с тем же самым мягким, доброжелательным, и очаровательно весёлым выражением лица, которое так расположило, но обмануло меня, когда мы с г-ном Джонсом впервые обратились к нему в его каюте.