«Там теперь, – прокричал он, – для старого герцога есть что-то, что он увидит завтра утром, это всё, что осталось от меня – это мой скелет, Веллингборо. Но пошли, не унывай, всё же в Голконде немного больше золота, у меня в запасе есть гинея или две. Не смотри так, мой мальчик, мы будем в Ливерпуле завтра ночью, мы поднимаемся утром». – И, отвернувшись, он начал весьма бодро свистеть.
«И это теперь, – сказал я, – и есть твоя экскурсия по Лондону, не так ли, Гарри? Я так не считаю, но расскажи мне свою тайну, независимо от того, какова она, и я не буду сожалеть о том, что не увидел город».
Он обернулся ко мне как молния и закричал: «Редберн!
Ты должен дать другую клятву, и немедленно».
«И почему? – сказал я с тревогой. – Что ещё ты сделаешь для того, чтобы я поклялся?»
«Никогда не спрашивай меня больше об этой адской поездке в Лондон! – закричал он с пеной на губах. – Даже не шепчи никогда про это! Поклянись!»
«Я, конечно, не побеспокою тебя, Гарри, вопросами, если ты этого не желаешь, – сказал я, – но нет никакой потребности в клятве».
«Поклянись в этом, говорю тебе, если ты любишь меня, Редберн», – добавил он умоляюще.
«Ну, тогда я торжественно клянусь. Теперь ложись и давай забудем поскорей, как только сможем, ты меня сделал меня самой несчастной из живущих собак».
«Кем? – вскричал Гарри. – Но прости меня, Редберн, я не хотел тебя обижать, если бы ты знал всё – но нет, нет!.. Не вспоминай, не бери в голову!» И он подбежал к бюсту и зашептал ему в ухо. Пришёл официант.
«Бренди», – прошептал Гарри сквозь зубы.
«Разве ты от него не заснёшь?» – сказал я, ещё более встревоженный его голосом и боясь эффекта от выпитого при таком настроении.
«Не будет у меня сна! Спи, если можешь, я хочу посидеть с графином! – дай взглянуть, – поглядев на бронзовые каминные часы. – Сейчас только два часа ночи».
Официанту, очень сонному, с зелёной тенью на лбу, появившемуся с графином и стаканами на подносе, было велено всё оставить и уйти.
Видя, что Гарри был неподвижен, я снова бросился в зал. Я не спал, но, как сомнамбула, только дремал, и тогда, и теперь, уходя от моих мечтаний, пока Гарри сидел, положив свою шляпу на стол, перед ним стояла бутылка бренди, из которой он иногда наполнял свой стакан. Однако, к моему изумлению, вместо возбуждения алкоголь, казалось, успокаивал его, и ещё долгое время он был сравнительно спокоен.
Наконец я погрузился в глубокий сон, и был разбужен оттого, что Гарри тряс меня и сообщал, что наш кэб стоит у дверей.
«Посмотри! Уже настал день», – сказал он, отодвинув в сторону тяжёлую драпировку на окне.
Мы покинули комнату, прошли через уже тихий и пустынный зал с колоннами, который в этот час издавал сильный запах роз и сигарного пепла, мимо тупого официанта, протирающего свои глаза, и резко открыли уличную дверь. Мы запрыгнули в кэб и скоро обнаружили самих себя несущимися вперёд на север по железной дороге к Принцеву доку и «Горцу».
Глава XLVII
Направляемся домой
Мы снова оказались в Ливерпуле и направились по тем же самым старым улицам к вывеске «Золотого Якоря», сам же я едва мог поверить в события, случившиеся за прошедшие тридцать шесть часов.
Настолько непредсказуем с самого начала был наш отъезд, настолько скорой была наша поездка, настолько необъяснимо было поведение Гарри и столь внезапно было наше возвращение, что все это, слившееся воедино, сокрушило меня. То, что я вообще побывал в Лондоне, казалось невозможным, и в том, что я был там и ушёл прочь, было мало разумного, и это почти смяло меня, того, кто так долго жаждал улицезреть эту чудесную столицу.
Мне было тяжело смотреть на Гарри, когда он шёл в тишине рядом со мной, засматриваясь на здания, мимо которых мы проходили, я думал о кэбе, освещённом газом зале во дворце Аладдина, картинах, письме, клятве, кортике, таинственном месте, где все эти таинства произошли, и затем почти пришёл к выводу, что бледно-жёлтое вино содержало наркотик.
Что касается Гарри, то он, положив свои ложные бакенбарды и усы в карман, сразу же проследовал прямо к пансиону и поприветствовал хозяйку, ему была показана его комната, куда мы немедленно переместили нашу одежду, снова облачившись в наше матросское одеяние.
«Ну, что ты сейчас предлагаешь делать, Гарри?» – спросил я с тяжёлым сердцем.
«Да посетить твою американскую землю на „Горце“ – что же ещё?» – ответил он.
«И это будет посещение или долгое пребывание?» – спросил я.
«Это как получится, – сказал Гарри, – но теперь я более чем когда-либо готов выйти в море. Нет ничего, кроме моря, для такого человека, как я, Редберн, отчаянный человек не может довольствоваться длинным причалом, знаешь ли, и следующий его шаг должен быть прыжком в длину. Но пойдём, посмотрим, что нам здесь дадут покушать, а затем покурим сигары и прогуляемся. Я уже чувствую себя лучше. Никогда не говори о смерти – вот мой девиз».