Что касается Гарри, то поначалу окружающая новизна заполнила его ум, и мысль о том, что он направляется в далёкую землю, увлекла его, как и всех, оживляя чувство неопределённого ожидания. И хотя все его деньги снова закончились, кроме соверена или двух, всё же его это мало беспокоило из-за упоительной новизны от пребывания в море.
Но я был удивлён, что тот, кто, конечно же, видел в жизни больше моего, проявлял невероятное невежество, абсолютно недопустимое для человека, оказавшегося в его ситуации. Возможно, что его дружеские отношения с высшим светом только снизили его способность понимания другого полюса. Вы не поверите, но этот юноша из Бьюри однажды вышел на палубу в парчовом халате, вышитых шлёпанцах и курительной кепке с кисточкой для того, чтобы отстоять свою утреннюю вахту.
Как только я увидел его в такой одежде, то подозрение, которое ранее приходило мне в голову, вернулось снова, и я почти поклялся себе в том, что, несмотря на его заявления, Гарри Болтон, скорее всего, прежде никогда не был в море, даже «морской свинкой» в Индиамене, из-за минимального знакомства с морской жизнью и матросами, что, как казалось, должно было отвратить его от этого запланированного безумия.
«Кто этот китайский мандарин? – прокричал старший помощник, который путешествовал в Кантон. – Гляди, мой славный друг, смочи сейчас же этот грот и мигом сверни его».
«Сэр? – сказал Гарри, отшатнувшись. – Разве это не утренняя вахта, и разве на мне не утренняя одежда?»
Но если по оценке моего рафинированного друга тут не было ничего более соответствующего, то для помощника это было самым чудовищным из всего неуместного, и потому вызывающие платье и кепка были сняты.
«Это совсем плохо! – воскликнул Гарри. – Я просто хотел провести время в этом платье до приёма кофе и предполагаю, что ваш помощник-готтентот не разрешает джентльмену курить его турецкую трубку по утрам, но, словно острый шип, я буду носить свои панталоны с лямками, чтоб досадить ему!»
О! Это была скала, о которую ты разбился, бедный Гарри! Расстроившись из-за хода поисков утончённой изысканности среди помощников капитана и команды, Гарри из-за баловства и досады преисполнился решимости возвыситься, и штормовое негодование, которое он поднял, сокрушило его самого.
У матросов появилась особая ненависть к его большому рундуку из красного дерева, который он заказал на мебельном складе. Он был украшен медными винтовыми головками и другими устройствами и был наполнен тем самым содержимым платяного шкафа, в котором Гарри веселился во время лондонского сезона, различные жилеты и панталоны он продал ещё в Ливерпуле – тогда от недостатка денег его обширные запасы существенно уменьшились.
Было любопытно слушать разные намёки и мнения, бросаемые матросами после этой случайно увиденной коллекции шёлка, бархата, тонкого сукна и атласа. Я не знаю точно, что они подумали про Гарри, но они, казалось, единодушно поверили в то, что, оставив свою страну, Гарри оставил большие игорные залы. Джексон даже попросил его приподнять низкую кромку своих штанов, дабы проверить цвет его голеней. Весьма примечательно, что каждый раз, когда утончённому юноше с непринуждёнными манерами и вежливым обращением случается оказаться одному в команде судна, то матросы почти неизменно приписывают его морской поход неопровержимой необходимости оставления земной тверди ради того, чтобы увильнуть от констеблей.
«Эти благородные белоручки, должно быть, ещё и нечисты на руку – они говорят сами за себя, иначе после они не сунули бы руки в нашу смолу. Что же ещё может вывести их в море?» Убедительно и окончательно. Поэтому с самого начала Гарри очень подавляли эти своеобразные двусмысленности. Иногда, однако, их только развлекала его внешность, особенно однажды вечером, когда вместо своей промокшей короткой куртки он был вынужден надеть один из фраков. Ему велели принести два навершия к бизани на корму, при этом назвав его побитым щелкопёром, лакеем беглого португальского парикмахера и неким табачным мальчиком для старых дев. Что касается капитана, то для Гарри стало ясно, что на борту не было никакого благородного и обходительного капитана Рига. К его немалому удивлению – но, как я и предсказывал, – капитан Риг теперь никогда не замечал его, а препоручил знакомство с его недолгой карьерой новичка исключительно своим офицерам и команде.