Я видел протянутую руку Гарри – то, что его ноги тряслись в оснастке, было видно даже нам, стоящим внизу на палубе, и наконец – слава Богу! – дело было сделано.
Он спустился бледный, как смерть, с налитыми кровью глазами, дрожа всеми конечностями. С того момента он никогда не вступал в спор, никогда не поднимался выше фальшборта и до конца путешествия, по крайней мере, стал выглядеть иначе.
Вскоре он подошёл к помощнику капитана – так как он не мог пообщаться с капитаном – и заклинал его походатайствовать перед Ригом, чтобы его имя было исключено из судовой роли, чтобы он мог совершить путешествие как пассажир третьего класса, за привилегию чего он будет готов заплатить сверх обычной платы за проезд, как только сможет избавиться от некоторых своих вещей в Нью-Йорке. Но помощник капитана грубо отказал ему и весьма поразился его наглости. Оказавшись матросом на борту корабля, ты всегда матрос в этом путешествии, так принято, поскольку в пределах столь краткого периода никакой офицер не может перенести такого обстоятельства, как равенство с человеком, которому он отдавал приказы, будучи его начальником.
Гарри тогда серьёзно сказал помощнику капитана, что он мог бы сделать все, что ему захочется, но снова идти наверх он не может и не будет. И ещё он сделает всё, что угодно, кроме этого.
Это происшествие заклеймило судьбу Гарри на борту «Горца», команда сочла, что теперь вполне честно отпускать в его адрес насмешки и колкости, и действительно превратила его жизнь в жизнь отверженного.
Немногие из сухопутных жителей смогут представить воздействие угнетения и самоунижения, самостоятельно не полебезив с первого же момента перед неграмотными морскими тиранами и не имея возможности показать иные свои способности, но вы не можете не знать всего необходимого, связанного с морской жизнью, которую вы ведёте, и обязанностей, выполнять которые вы будете призваны, когда выйдете в море. В такой атмосфере и при таких обстоятельствах Исаак Ньютон и лорд Бэкон могли бы предстать морскими клоунами и деревенщиной, и Наполеон Бонапарт мог быть отшлёпан и пинаем без раскаяния. Это не раз оказывалось правдой, и Гарри, бедный Гарри, не стал исключением. И при обстоятельствах, которые освободили меня от преодоления самого горького из этих зол, я лишь больше сопереживал тому, кто вследствие странной постоянной нервозности, прежде ему даже незнакомой, стал подобен зайцу, преследуемому беспощадной командой.
Но как случилось, что Гарри Болтон, который досаждал своими проявлениями изнеженности, показал в нашей лондонской поездке столь несомненные вспышки духа и неукротимый нрав, как он сам мог теперь дойти до почти пассивного восприятия оскорблений и презрения? Возможно, его дух с течением времени был сломлен. Но я не берусь это объяснить, мы – любопытные существа, как всем известно, и у всех людей есть свои жизненные зигзаги, идущие вразрез с общим направлением их путей и настолько внешне противоречащие самим себе, что только тот, кто создал нас, способен разъяснить их.
Глава LI
Эмигранты
После первой непогоды, заставшей нас в море, прошли периоды встречного и попутного ветра, главным образом первого, однако внимание к встречному ветру осталось в прошлом, когда однажды после трёх дней туманов и дождей утром радостно взошло солнце, и нам открылся Чистый Мыс. Слава Богу, мы уже были вне непогоды, выразительно прозванной «Погода канала», и в последний раз должны были ясно увидеть восточное полушарие, а всё остальное было широким океаном.
«Земля, хо!» – раздался крик, как только с северной стороны вырос тёмно-фиолетовый мыс. На этот крик прибежали ирландские эмигранты, срочно открыв люк и решив, что сама Америка уже под боком.
«Где она? – кричал один из них, даже взбежав на бушприт. – Это она?»
«Эй, а не очень ли она напоминает старую Ирландию, разве нет?» – сказал Джексон.
«Совсем нет, сладкий мой, и сколько времени пройдёт, прежде чем мы доберёмся туда? Сегодня вечером?»
Ничто не могло сравниться с разочарованием и горечью эмигрантов, когда им, наконец, сообщили, что земля на севере оказалась их собственным родным островом, который после их отъезда в последние три или четыре недели назад, предшествующих отправлению корабля из Ливерпуля, снова находился поблизости, и случилось это после столь многодневного недавнего путешествия из Мерси, а «Горец» всего лишь подарил им вид на родной дом, откуда они и начали свой путь. Они были самыми простыми людьми, которых я когда-либо видел. Они, казалось, не имели соответствующего представления о расстояниях, и им Америка, должно быть, казалась расположенной на реке. Каждое утро некоторые из них выходили на палубу, чтобы увидеть, насколько мы приблизились, и один старик стоял в течение многих часов подряд, глядя прямо с борта, как будто в любой момент он мог увидеть Нью-Йорк, в то время как мы, возможно, ещё были на удалении в две тысячи миль и шли, кроме того, против встречного ветра.