Эту конструкцию было тяжело носить, но человек мог ходить с ней, и так смешна была его внешность, так велика была его злость от неуважения, что он и сам вместе с остальными смеялся над своим скованным телом.
«Теперь, Пэт, мой мальчик, – сказал старший помощник, – заполни эту большую прекрасную деревяшку своим животом, если получится».
Сочувствуя его положению, наш старый «доктор» выдавал ему милостыню едой, размещая её на бочке перед его ртом, пока, наконец, не наступило время для избавления, и сам Пэт не выступил против милосердия и не перестал играть Диогена в ванне в оставшиеся дни этого голодного путешествия.
Глава LVIII
Пассажиры покидают «Горца», не дождавшись его захода в гавань
Хотя быстроходные парусные суда благодаря попутным бризам часто пробегают через Атлантику за восемнадцать дней, всё же для других судов весьма характерно проделывать этот самый переход за сорок или пятьдесят и даже шестьдесят, семьдесят, восемьдесят и девяносто дней. Впрочем, в последнем случае такая большая задержка свидетельствует о бедствии или недееспособности команды. Также верно, что обычно переход из Америки оказывается быстрее, чем при возвращении из Европы, что приписывается распространённости западных ветров.
Прошло уже двадцать дней с тех пор, как мы отошли от Чистого мыса, всё ещё встречаясь со встречными ветрами, хотя в целом и с благоприятной погодой, когда нас посетила череда штормов с дождём, продлившаяся большую часть недели.
В это время эмигранты были обязаны оставаться внизу, но это было обычным для некоторых из них, в первую очередь для тех, кто не восстановился после первого же приступа морской болезни, сделавшего их появление на палубе крайне редким во время всего перехода.
В течение недели, о которой я упоминаю, огонь в общем очаге был разведён только однажды. Это стало причиной выполнения множества домашних дел в третьем классе, которые иначе были бы сделаны под открытым небом. Когда ливни затихали, некоторые необычайно чистоплотные эмигранты поднимались на палубу с ведром помоев, чтобы сбросить их в море. Никто из опытных обитателей судна не счёл необходимым сообщить некоторым из этих неосведомлённых людей о самых простых и по большей части элементарных принципах океанской жизни. Злясь на все лекции по этому предмету, некоторые пассажиры со своими помоями не избегали подветренной стороны судна. Однажды утром, когда дул очень свежий ветер, один простак выплеснул более чем галлон или два чего-то навстречу ветру. Немедленно все влетело обратно ему в лицо, а также в лицо старшего помощника, который, как оказалось, стоял в этот момент в стороне. Преступника схватили и потрясли за грудки на месте с иронической командой никогда в будущем, находясь в море, не бросать что-либо навстречу ветру, кроме густого пепла и обжигающе горячей воды. Во время частых тяжёлых шквалов, что обрушивались на нас, люки третьего класса всё время были герметично закрыты, запечатав внизу, в своём зловонном логове, множество людей. Было бы удивительно, если бы шокирующая судьба, не так давно заставшая бедных пассажиров на ливерпульском пароходе в Канале во время подобной бурной погоды и при подобном обращении, не настигла бы некоторых эмигрантов и на «Горце».
Тем не менее, вне всякого сомнения, от этого вредного заключения при такой скученности в непроветриваемом и переполненном логове вкупе с недостатком питания пострадали многие, что вместе с их личной нечистоплотностью навлекло опасную для жизни лихорадку.
Первой новостью стало то, что заболели два человека. Как только об этом стало известно, старший помощник быстро отправился в каюту за домашней аптечкой и появился со средствами, которые он считал подходящими для происшедшего в третьем классе. Но лекарства не принесли никакой пользы, больным скоро стало хуже, и заразилось ещё двое эмигрантов. Тогда сам капитан пошёл посмотреть на них и по возвращении разыскал среди каютных пассажиров человека, предположительно, похожего на врача, попросив его оказать помощь страдальцам, намекнув, что таким образом он мог бы предотвратить распространение болезни в самих каютах. Но этот человек отрицал, что был врачом, и от страха перед инфекцией – хотя он не признавал этого, чтобы не было повода, – отказался даже входить в третий класс. Количество больных росло: болезнь распространилась по всем углам судна, и последовали сцены, с которых по большей части стоит сорвать завесу: ведь некоторые читатели оказались столь утончёнными, что много раз упустили множество поразительных эпизодов в таком рассказе, как мой.