«Мне ему подать?» – прошептал Гарри.
Я был ошеломлён большей частью этого непредвиденного заявления о состоянии моих расчётов с капитаном Ригом и начал понимать, почему он до настоящего времени игнорировал моё отсутствие на судне, когда Гарри и я были в Лондоне. Но одноминутное размышление показало, что я не мог помочь самому себе, таким образом, я сказал ему, что он имеет право возбуждать свой иск, поскольку я банкрот и не могу заплатить ему, и развернулся, чтобы выйти.
Здесь и сейчас этот человек, по сути, отправлял бедного парня по течению без медяка в кармане после того, как тот отработал как раб на борту его судна более четырёх ужасных месяцев. Но капитан Риг был бакалавром дорогих привычек и задолжал по большим винным счетам в отеле «Сити». Он не мог позволить себе быть щедрым. Благослови, Господь, его ужины.
«Г-н Болтон, насколько мне верится, – заявил капитан, теперь уже вежливо раскланиваясь перед Гарри. – Г-н Болтон, вы так же отправились за три доллара в месяц: и у вас был аванс за один месяц в Ливерпуле, и от дока до дока мы имеем приблизительно полтора месяца, таким образом, я должен вам всего полтора доллара, г-н Болтон, и вот они», – вручил ему шесть двухшиллинговых монет.
«И это, – сказал Гарри с отчаянием, – это вознаграждение за мою долгую и верную службу!»
Затем, презрительно бросив серебро на стол, он воскликнул: «Здесь, капитан Риг, вы можете держать свое олово! Оно было в вашем кошельке, и потому я жажду сохранить его там же. Доброго утра, сэр».
«Доброго утра, молодые господа, умоляю, обращайтесь снова», – заявил капитан, холодно укладывая монеты в мешочки. Его вежливость, пока он был в порту, была непоколебима.
Оставляя каюту, я выразил протест Гарри за его безрассудство и презрение к его жалованию, пусть даже и маленькому, я попросил его помнить о его положении и намекнул, что каждый недополученный им пенс мог бы оказаться для него драгоценным. Но он только фыркал и больше ничего.
Затем мы нашли матросов, собравшихся на палубе бака и занятых каким-то серьёзным обсуждением, в то время как несколько тележек на причале, нагруженных их поклажей, находились в тот момент в процессе отправки в направлении пансионов в жилой части города. По взглядам наших товарищей по плаванию я весьма явно видел, что их, должно быть, занимала некая проказа и способ, которым её можно будет осуществить.
Теперь, хотя капитан Риг конкретно не был виновен перед матросами ни в каком нарушении закона, всё же тысячи маленьких подлостей – такие, как косвенное уменьшение их порций хлеба и говядины и предание забвению и замалчиванию этот предмет, – такими и подобными действиями, как я уже говорил, он приблизил сердечную неприязнь со стороны всей судовой компании, и она давно с презрением присовокупила к его имени неприличный довесок.
Путешествие уже было завершено, и оказалось, что предмет, обсуждаемый собранием на баке, состоял в том, как лучше всего выразить чувство единения и прощания в отношении своего последнего господина и хозяина. Некий решительный символ этих чувств был желателен: некий безошибочный символ, который должен будет произвести сильное впечатление на капитана Рига ради единственно возможного понимания их чувств.
Это походило на встречу сотрудников некой коммерческой компании в тревожный канун её распада, когда подчинённые, исходя из чувства самой чистой благодарности к своему президенту или руководителю, продолжают признавать его серебряным кубком, символизирующим их уважение. Тут было что-то похожее, я повторяю, – но на иной основе, как будет видно позже.
Наконец, согласовав порядок действий, Бланту, «ирландскому кокни», было поручено вызвать капитана. Он постучал в дверь каюты и вежливо попросил стюарда сообщить капитану Ригу, что некие господа подошли к головной части плавучего пирса, всерьёз разыскивая его, после чего он присоединился к своим товарищам.
Через несколько мгновений капитан вышел из каюты и обнаружил господ, в напряжении собравшихся вдоль фальшборта со стороны причала. При его появлении эта шеренга внезапно развернулась к нему задом и, троекратно совершив действие, которое оказалось вежливым приветствием каждому, оказавшемуся перед ней, но отвратительным оскорблением всем, кому случилось оказаться сзади, единой связкой очистила судно.