В первый раз, когда один из этих таинственных персонажей обратился ко мне, я счёл его сумасшедшим и поспешно прошёл дальше, чтобы избегнуть его. Но рука об руку, словно тень, он следовал за мной до тех пор, пока не удивившись его поведению, я не обернулся и не застыл.
Это был маленький потёртый старик в прохудившемся на вид пальто и шляпе, его рука возилась в кармане жилета, как будто он вынимал карточку со своим адресом. Заметив, что я остановился, он указал на тёмный угол стены, рядом с которым мы оказались, приняв его за хитрого разбойника, я опять обошёл его и быстро пошёл дальше. Но хотя я не оборачивался, я чувствовал, что он всё ещё следует за мной, поэтому я опять остановился. Тогда человек принял столь мистический и предостерегающий вид, что я поначалу вообразил, что он пришёл ко мне с некой целью о чём-то предупредить, это, возможно, был заговор, ставящий целью взорвать ливерпульские доки, и он был неким горным орлом, влияющем на мой полёт. Я был полон решимости узнать, кто он такой. Глядя во все глаза, я проследовал за ним в складскую арку, где он украдкой пристально огляделся и тихо показал мне кольцо, прошептав: «Вы может получить его за шиллинг, это чистое золото, я нашёл его в тиши сточной канавы! Ничего не говорите! Дайте мне деньги, и оно ваше».
«Друг мой, – сказал я, – я не торгую такими вещами, мне ваше кольцо не нужно».
«Да ну? Тогда получай», – прошептал он со скрытым возбуждением, и я едва не свалился от удара в грудь в тот момент, пока этот пакостный ювелир исчезал с глаз долой. Эта торговая сделка была проведена с удивительной конторской быстротой.
После этого я избегал таких негодяев, как проказы, и в следующий раз, когда они неотступно сопровождали меня, я остановился и громким голосом указал на человека прохожим, отчего он скрылся, торопливо стуча парой косо изношенных и разбитых каблуков. Я не мог не отметить, что подобный сорт людей, дающих такого дёру в чрезвычайной ситуации, должен обеспечивать много работы сапожникам, равно как и производителям конопли для верёвок и строителям виселиц.
К братству таких раздражительных продавцов медных драгоценностей отчасти принадлежат и коробейники с шеффилдскими бритвами, главным образом мальчики, которые ежечасно изгоняются из ворот дока полицией, тем не менее они умудряются возвращаться назад и проникать на суда, проходя среди матросов и тайно показывать своё оборудование. Подстрекаемый чрезвычайной дешевизной одной из бритв и золочением футляра, её содержащим, мой товарищ по плаванию купил её на месте, обменяв на табак. В следующее воскресенье он использовал ту бритву, результатом чего стала пара замученных и изрубленных щёк, которые почти требовали, чтобы их приодел хирург. В прежние времена, между прочим, это была неплохая идея – иметь парикмахерскую приёмную из-за зова истерзанного подбородка. Другой класс плутов, практикующихся на матросах в Ливерпуле, – это ростовщики, населяющие небольшие грачовники среди узких переулков, примыкающих к доку. Я был удивлён убийственным множеством позолоченных шаров на этих улицах, обозначающих их конторы. Они с позолоченными виноградинами вообще располагаются по соседству над душевными погребками, и, несомненно, ради взаимного упрощения деловых операций некоторые из этих учреждений имеют смежные внутренние двери для того, чтобы было удобно передавать своих клиентов с рук на руки. Я часто видел матросов в состоянии опьянения, мчащихся из душевных погребков к ростовщикам, из-за финансовых трудностей снимающих свои ботинки, шляпы, жакеты и косынки и иногда даже свои панталоны и предлагающих заложить их за бесценок. Конечно же, такие просьбы никогда не отклоняются. Но хотя на берегу в Ливерпуле бедный Джек находит больше акул, чем в море, сам он ни в коем случае не свободен от методов, которые мало соответствуют строгой морали, по крайней мере закону. В контрабанде табака он знаток: и когда становится хладнокровен и собран, то часто умеет полностью обойти таможню и сбыть добрые пакеты табака, который вследствие огромных налогов на него в Англии имеет очень высокую цену.